— Я тоже об этом подумала, только сказать не успела, — поддержала Аня. — Он нас все время проверял.
— На вшивость, — обиженно добавил Ваня.
— Можно и так сказать, — согласилась Анюта, — Только это грубо. А вы вспомните хотя бы этот его странный вопрос.
— Какой? — спросил Саша.
— Вернули бы мы «Фаэтон» Сергею, если бы тот был жив?
— Да, чудной вопрос, — согласился Саша. — Я поторопился утвердительно ответить скорее от испуга, а потом уже понял, что сказал неправду. Ну, подумайте: зачем отдавать прибор генетику, если он сам от него избавлялся?
— Запутали вы меня совсем, — проворчал Ваня. — Я вам сейчас такой выход придумаю — мало не покажется. Допустим, поехать прямо сейчас на телевидение и рассказать о «Фаэтоне» в прямом эфире. У меня знакомый есть на первом канале.
— Это сильно! — включилась в игру Аня. — А еще лучше плюнуть на все и улететь куда-нибудь далеко-далеко!
— В одну из твоих прошлых жизней, например, — пошутил Ваня.
Шутка получилась не слишком удачной. Собственно, в их положении это была вообще не шутка, а одно из самых серьезных предложений, тем более, что и «Фаэтон» под рукою. Все сразу помрачнели.
И почему они вдруг решили идти пешком? В переходе, не сговариваясь, повернули не вниз, в метро, а наверх, к «Макдональдсу» и новому фонтану у Некрасовской библиотеки. Потом перешли улицу и двинулись по Тверскому — самому длинному из московских бульваров, в сторону МХАТа и дальше, к Никитским воротам и к Арбату. Видно, погода и настроение располагали именно к неспешной прогулке. Здесь и сейчас, на довольно пустынной боковой аллее, им совершенно не хотелось вглядываться в случайных прохожих и бежать куда-то сломя голову. Хотелось, наоборот, расслабиться, отвлечься, выкинуть из головы неподъемные проблемы, если не на час, так хотя бы на полчаса.
Выйдя из дворца Нефертити, Джедхор быстрыми шагами направился в сторону главных ворот. Увидев приближающегося хозяина, слуги засуетились возле колесницы, приготовили упряжь и поправили страусовые перья на голове лошади. Возничий взял в руки хлыст и поднялся на колесницу, приготовившись ехать. Другие слуги встали сзади, взгромоздив себе на плечи небольшие корзины из пальмовых веток, в которых лежало всё необходимое на случай, если хозяин захочет остановиться и отдохнуть: циновки, опахала, вода в кувшине и фрукты.
Джедхор занял своё место в колеснице и приказал возничему ехать в главный храм Птаха.
Трудную, почти невыполнимую задачу поставила перед ним Нефертити. Эта женщина, когда-то могущественная, а теперь отверженная всеми, решила до конца бороться за спасение дочери.
«Её план вывести Анхесенамон из дворца слишком дерзок, — думал Джедхор. — Но это, пожалуй, единственный способ спасти дочь и будущего наследника трона».
Мысли Джедхора обратились в прошлое. Он вспомнил, как, будучи ещё молодым, впервые увидел великую владычицу Двух Земель, такую божественную и прекрасную. Тогда он был простым писцом. Записывал приказы и распоряжения госпожи, даже не смея взглянуть ей в глаза и произнести хоть слово. Но однажды, когда во дворце случилось сложное разбирательство и судьи находились в замешательстве, Джедхор решил высказать свою точку зрения по трудному вопросу. Это было немыслимо, чтобы какой-то писец смел высказывать мысли вслух, тем более в присутствии владычицы. Серьёзное наказание грозило ему за нарушение порядка: несколько десятков ударов палкой. Но, тем не менее, Джедхор рискнул. Реакция судей была однозначной.
— По какому праву ты вмешиваться в дела, не касающиеся тебя, как смеешь говорить с нами на равных?! — возмутился главный судья.
И они уже готовы были покарать наглеца, но тут вмешалась Нефертити. Она подняла руку, и в зале наступила тишина. Обратив взор на писца, царица медленно произнесла:
— Ты дерзок, но слова твои достойны мудрого человека.
Судьи удивлённо переглянулись. Сказанное владычицей привело их в замешательство. Они не смели перечить Великой Нефертити, а та заступилась за молодого писца. Более того, похвалила его, а похвала владык являлась высочайшей милостью.
Это значительное событие в судьбе молодого писца произошло в самом начале царствования Эхнатона. После этого жизнь Джедхора резко изменилась. Карьера его пошла в гору. Великая Жена владыки Та-Кемет по достоинству оценила советнические способности тогда ещё молодого Джедхора. И он оправдал её доверие: был честен, справедлив и очень умён.
Когда муж Нефертити Эхнатон решил порвать со жрецами Амона и переселиться в новую столицу, а это случилось на пятый год его правления, Джедхор у был же одним из советников Великой Жены владыки.
Название новой столицы Ахет-Атон означало «место, где восходит Атон». Эхнатон избрал место для этого города на середине пути между Фивами и Меннефером на восточном берегу Нила. Строительство велось лихорадочными темпами. Эхнатон повелел возвести дворцы и дома для его фаворитов, выстроить для себя и для них погребальные покои. С севера на юг пролегли широкие улицы, идущие параллельно Нилу. В южной части города возвышался прекрасный дворец фараона, к которому вела широкая улица — Дорога царя. В павильонах дворца стены были окрашены в яркие цвета, а полы выложены великолепной мозаикой. Рядом вырыли озеро, где развели рыбу и пустили водоплавающих птиц.
Дорога царя проходила между дворцом фараона и государственным домом, который по площади был самым грандиозным. Между этими зданиями протянулся мост-арка, в центре которого находилось «окно появления». Там фараон появлялся перед своими подданными, из него раздавал подарки фаворитам. К востоку от Дороги царя и параллельно ей протянулась Дорога Верховного жреца с домами знати по бокам. К северу от дворца фараона находился Великий храм солнечного диска (храм Атона), а к востоку от дворца — малый храм Атона. Помимо основных зданий город украшали и другие великолепные постройки и дворцы.
Переехав в новую столицу Ахет-Атон, Джедхор продолжал служить своей прекрасной госпоже. В душе он не одобрял политику Эхнатона и мягко, стараясь не вызвать гнева, намекал Нефертити, чтобы она обратила внимание владыки на внешнюю политику. Но царица не желала докучать властителю своими наставлениями.
Сам же Эхнатон, полностью порвав со своим прошлым, никогда больше не называл себя сыном Аменхотепа III. Он сменил своё имя Аменхотеп IV, которое означало «Амон доволен» на Эхнатон — «угодный Атону» и, отвергнув своё истинное происхождение, заявил, что его отцом было Солнце. Рядом со своим именем он всегда писал: «живущий в истине».
Так проходили годы. Эхнатон был полностью поглощён идеей единого бога. Он отменил человеческие жертвоприношения, запретил охоту на животных, проповедовал всеобщую любовь другу к другу, сочинял гимны во славу своего отца — единственного бога Атона и развивал новые направления в искусстве, более реалистичные, чем прежде. Эхнатон был противником насилия и войн, собственно, поэтому он не обращал никакого внимания на внешнюю политику. И в результате так увлёкся обожествлением собственной персоны, что стал претендовать на равенство со своим небесным отцом — Атоном. Подданные льстиво восхваляли его и превозносили в почестях до небес: «Ты принадлежишь вечности, как Атон, — говорили они, — ты прекрасен, как Атон, который дал жизнь тебе, ты пребываешь на небесах, где пребывает Атон…». А Нефертити соглашалась со всем, что делал муж. У неё и в мыслях не было перечить владыке. Порою она даже более ревностно поклонялась Атону.