Друзья, одевшись по моде, вышли из дома вместе с Апуи. «Фаэтон» они, естественно, взяли с собой, аккуратно уложив его в подходящую корзину-сундучок с крышкой.
— Какой у вас красивый сад! — воскликнула Аня, оглядываясь по сторонам. — Вначале я как-то не обратила на него внимания.
А сад, и вправду, был просто великолепен. Шагая по базальтовой дорожке, трудно было не восхищаться всей этой красотой. Виноградные лозы обвивали изящные резные беседки, роскошные клумбы с благоухающими цветами, как яркие пятна, были разбросаны повсюду, величественные пальмы стояли ровными рядами вдоль дорожек, а раскидистые акации, пышные сикоморы, тамариск и персея различными оттенками зелёного необычайно оживляли пейзаж и дарили благодатную тень и прохладу. В глубине виднелись цветущие фруктовые деревья, которые, вероятно, приносили богатый урожай владельцу поместья.
— А на улице пыль, жара, духота и ни одного деревца — какой контраст! — сказал Саша, когда они уже подходили к воротам.
Выйдя на улицу, они сразу окунулись в шум и суету большого города. Дышать было и впрямь тяжеловато, хотелось идти не торопясь, тем более что, безусловно, стоило рассматривать повнимательнее и здания, и прилепившиеся к ним лавчонки. Ваня останавливался почти у каждой торговой точки, с интересом разглядывал товары, и оживлённо делился своими впечатлениями. Конечно, он непрерывно расспрашивал Сашу обо всём, что его заинтересовало. Сновавшие туда-сюда прохожие привлекали его внимание не меньше, и уж если Ваня комментировал чью-то внешность, то от улыбки трудно было удержаться.
— Смотрите, смотрите! Это полупрозрачное платьице точно от Версаче. А вон тот толстячок определенно одевается у Готье. Но самые потрясающие, по-моему, вот те двое. На такой авангард не хватило бы фантазии ни у Тома Форда, ни у Славы Зайцева! — Ваня тараторил со скоростью хоккейного комментатора, и ребята невольно вертели головами. — Вам не кажется, что мы попали на неделю высокой моды в Париж? Помнится, когда я в последний раз возглавлял там жюри…
— Слушай, балаболка, — перебила его Аня, — ты, оказывается, такой любознательный и так много знаешь о моде! Вот уж не подумала бы. А еще говорят, что это женщины излишне любопытны, безмерно болтливы и смотрят только на одежду.
— Пошутить нельзя? На самом деле я просто изучаю здешнюю жизнь, — стал оправдываться Ваня. — И она поражает меня. Запомните: «Ничему не удивляться есть, разумеется, признак глупости, а не ума». Фёдор Михайлович Достоевский.
— Ну и удивляйся ты себе на здоровье, — улыбнулась Аня, — только не так шумно, а то на нас уже обращают внимание. Видишь, вот эти двое остановились и смотрят в упор.
— Где? — насторожился Ваня.
— Да вон там, около лавки горшёчника, на противоположной стороне.
Ваня долго озирался, ища глазами, где же тут продают горшки.
— Опять он крутит головой, как сова, — проворчала Аня.
А Саша дёрнул Ваню за руку и строго произнёс:
— Пошли дальше. Нам ещё надо полгорода пропилить. Если везде останавливаться, к ночи не дойдём.
И они двинулись дальше, заметно ускорив шаг. Ваня демонстративно заторопился и вовсе перестал останавливаться. Апуи спокойно шёл рядом, в разговоры не вмешивался и только, если надо, указывал дорогу.
Пройдя несколько кварталов, где вперемежку располагались дома богатых и бедных горожан, ребята свернули в узкий переулок и через некоторое время оказались на площади перед большим зданием с колоннами.
— Это Дом правосудия, — пояснил Апуи. — Здесь заседают судьи, которых выбирают из числа влиятельных горожан. Они разрешают спорные вопросы между жителями, допрашивают преступников и выносят приговоры. Видите, около здания собралось много народу. Значит, там идёт разбор сложного дела. И все хотят знать, чем закончится.
— А если судьи не знают, как поступить? — проявил Ваня любопытство теперь в юридической сфере.
— Тогда они обращаются за советом к оракулу, — ответил Саша и лишь потом перевел слуге вопрос вместе с ответом.
Апуи согласно кивнул и, оценив осведомленность пришельца, безропотно вышел из беседы.
— На оракулов здесь большой спрос, — констатировал Ваня.
— Вообще-то, в данном случае, — стал разъяснять Саша, — оракул, к которому обращаются судьи, — это не человек, а культовая статуя, посредством которой бог разговаривает с людьми.
— Вот жулики! — сказал Ваня, еще не дослушав.
— Например, статую бога Амона жрецы выносят из храма в священной ладье. Несут на больших жердях. К ней можно приблизиться и попросить совета или задать интересующий вопрос.
Ваня развёл руками и усмехнулся:
— Ну и как статуя может дать совет? Она же ста-ту-я!
— Очень просто, — сказал Саша. — Ответ «да» или «нет» определяется по тому, в какую сторону двинется священная ладья — вперёд или назад.
— А-а-а, — иронично протянул Ваня, — понятно. «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики!» А здесь, стало быть, жрецы.
Саша внимательно посмотрел на друга, а затем тихо произнёс:
— Хорошо, что ты не знаешь языка, а то за подобные рассуждения вслух тебя побили бы камнями… А вообще, знаешь, что я тебе скажу? Жрецы говорят, что статуя сама движется вместе с ладьей.
— Конечно, сама, — истово закивав, согласился Ваня. — Ох, хотелось бы посмотреть на всё это лично. Скажи, вот я могу спросить что-нибудь у статуи-оракула?
— Любой горожанин может, — ответил Саша. — Насчет чужестранцев — не знаю. Можно уточнить у Апуи. А вот фараоны пользуются услугами священного оракула не принародно, а в святилище храма, куда простому люду вход строго воспрещён.
— Уговорил. Будем общаться со статуями на правах фараонов — так интереснее, — вконец расхулиганился Ваня. — Ты только скажи: там она тоже стоит на ладье, которую держат жрецы?
— Нет, — Саша упорно сохранял серьезность. — Ладья находится в другом помещении. Статуя стоит в святилище на постаменте, в специальном богато украшенном ящике-доме. Дверь его на замке, её открывают лишь три раза в день — на рассвете, в полдень и на закате. Жрецы совершают жертвоприношение, облачают статую в богатые одежды, подносят ей пищу.
— Это понятно. А как она отвечает на вопросы фараонов? Чем двигает? — настаивал Ваня.
— Знаешь, — смутился Саша, — точно сказать не могу, сам не видел. Входить в святилище имеют право только жрецы и фараон. Говорят, изваяние может наклоняться. А ещё говорят, вызывает духов умерших правителей, и они разговаривают.
— Ну, если этакая махина наклонится, то она и рухнуть может, и тогда уж точно кроме духов там никого не останется. А ты веришь, что ли, будто можно вызывать души умерших?
Саша пожал плечами:
— Если честно, не верю.