Аленочкин захотел прояснить ситуацию и немедленно позвонил в лабораторию. Заведующий, лично занимавшийся конфиденциальным поручением, долго, путано и с ненужными подробностями принялся рассказывать ему о проведенных исследованиях.
Любящий конкретику Вячеслав прервал его на полуслове и попросил вкратце объяснить ему, каким именно действием обладают бобы этого нового сорта.
— Какао-бобы, — вежливо поправил его собеседник.
— Плевать. Пусть какао-бобы. В двух словах можете сказать?
— К сожалению, нет. Чтобы ответить на этот вопрос, нужны углубленные исследования. Возможностей нашей лаборатории здесь недостаточно, надо заказывать специальную экспертизу. Сорт действительно новый, мы с ним дела никогда не имели. Впрочем, такое редко, но случается — находят неизвестные сорта шоколадных деревьев. Но вот эта его непонятная составляющая… Лично я впервые такое встречаю. И в литературе ничего подобного не описано, нет научных статей на эту тему.
— Говорите, говорите, — поторопил его заинтригованный Аленочкин.
— Не факт, что и специальная экспертиза сможет идентифицировать найденные нами вещества. То, что я вам сказал, — мое частное мнение. Оно основано, конечно, на профессиональном опыте, но в большей степени — на профессиональной интуиции.
— А ваши коллеги? — осторожно спросил Аленочкин.
— Я не стал никого погружать в проблему. Тем более — это был ваш личный запрос, поэтому я сам составлял отчет, сам его вам отправил.
— Настоятельно вас прошу — пусть все это остается между нами. Договорились? Я пока не решил, как поступить. В любом случае будем считать, что это коммерческая тайна. Вы меня поняли?
— Разумеется. Вы можете не беспокоиться, я хочу продолжать руководить лабораторией.
— Вот и замечательно. Если все будет так, как мы договорились, вы будете и дальше ею руководить. Причем с гораздо большей зарплатой.
— Пыль владеет городами, — заявила Вера Витальевна, поднимаясь по лестнице. — Я наблюдала, как этот ваш приходящий уборщик засасывал в пылесос целые клубки, лежавшие вдоль плинтуса. И откуда они только берутся в квартире, где уже никто не живет? Ужас. Поневоле помешаешься на влажной уборке и будешь по выходным вместо прогулок вдоль прудика вытряхивать ковры и стучать выбивалкой по подушкам. Сдвинешься на почве уборки, короче говоря.
Если это была шпилька в адрес Сильвестра, то он предпочел ее не заметить. Взгляд его обшаривал территорию и фиксировал подробности. Распахнутая деревянная дверь в подъезд, тесный лифт, скрежещущий где-то внутри дома, словно ржавое сердце, стены, окрашенные народной зеленой краской…
— Ключи у меня, — напомнила Майя.
Уборщик Степан, который провел ювелирную уборку в квартире Андрея Томилина, не сдвинув с места ни одной вещи, отрапортовал о проделанной работе сегодня утром. По всяким мелким признакам Майя догадалась, что босс волнуется. Все-таки квартира старого друга. И еще — место его гибели. А вот для постороннего глаза Сильвестр наверняка выглядит спокойным и собранным.
— До выключателей, я полагаю, можно смело дотрагиваться, — с легким раздражением констатировала Вера Витальевна.
Она с трудом переварила мысль о том, что так называемого сыщика не интересуют отпечатки пальцев, брызги слюны и обрезки ногтей, которые могли оставить в квартире матерые преступники.
В коридоре вспыхнул свет, и Вера Витальевна все тем же тоном продолжала:
— Снимать обувь, я думаю, тоже бессмысленно. Следов уж нет, а наши никого не озаботят. Честное слово — впервые слышу, чтобы на месте предполагаемого убийства перед началом расследования делали уборку… Кстати, пока не забыла. Этот ваш уборщик велел передать, что в коридоре прямо перед шкафом была рассыпана арахисовая шелуха. Он собрал ее и куда-то припрятал. Если что, готов отдать.
— Арахисовая шелуха? — удивленно переспросил Сильвестр.
— Ну, не та, жесткая, из которой добывают орехи. А такая тонкая, красненькая пленка. Когда арахис жарят, она становится ломкой и может замусорить все вокруг. Наверняка ты в курсе.
— Спасибо, что сказали. Надеюсь, это пригодится.
— Пригодится?! Если тебе, милый мальчик, удастся что-нибудь отыскать, я буду считать тебя гением. Впрочем, ты, может быть, действительно гений. Иначе не давал бы мне ложной надежды. Ложная надежда — это меч, которым срубают голову всякой мечте.
Судя по всему, Вера Витальевна была нашпигована цитатами, выуженными из любовных писем. Теперь она растрачивала богатство, копившееся годами, поражая окружающих неожиданными метафорами.
— У Андрея простая обстановка, хотя он говорил, что поддельные часы приносят ему хорошие деньги. Не думаю, что ему хватило бы на яхту, но зато он не экономил на мелочах. Ни разу не видела на нем старых носков. Или носок… Не знаю, как правильно… Впрочем, это неважно!
Не обращая на ее болтовню никакого внимания, Сильвестр замер в центре коридора. Со стороны казалось, что он окидывает обстановку рассеянным взглядом. Но это наверняка было не так. Вот он подошел к шкафу для одежды и распахнул дверцы.
— Почему, интересно, верхняя полка пустая? — вслух подумал он. — Обычно наверху все бывает забито каким-нибудь хламом.
— У меня под потолком сложены старые пледы и подушки, — поделилась Вера Витальевна неподходящим к случаю хвастливым тоном.
— Вот-вот, и я про то же, — пробормотал Сильвестр.
Поднял телефонный аппарат, стоявший на тумбочке перед зеркалом, и проверил, не спряталась ли под ним какая-нибудь записка. Выдвинул один за другим все имевшиеся в наличии ящики, пробежал глазами чеки и счета, найденные внутри. Покатал в пальцах болт, обнаруженный на обувной полке, прикидывая, откуда он мог взяться.
Из коридора переместился в гостиную. Женщины следовали за ним, словно две любопытные птицы — глаза у обеих были круглыми, блестящими, нацеленными на поживу.
— У Андрюши почти такой же порядок, как у тебя, — сообщила Вера Витальевна. — В доме нет ни одного милого уголка, где можно расслабиться! Чтобы лежала смятая подушка, валялись тапочки и все такое… Что поделаешь? Молодость, проведенная в казарме, стерилизует ту часть мозга, которая отвечает за уют. В конце концов, воин не создан для того, чтобы думать об интерьере…
Она тарахтела без умолку, вертелась под ногами и то и дело заглядывала Сильвестру под локоть. В дальних странствиях тете Вере часами приходилось выслушивать чужие истории, и теперь она брала реванш. Через некоторое время Майя просто перестала вникать в ее слова, которые лились нескончаемым потоком, пересыпаемые парадоксальными заявлениями типа: «Однотонные шторы провоцируют приступы меланхолии», «Маленьких собачек заводят люди, которые в прошлой жизни были китайцами», «Главное оружие женщины — маникюрные ножницы» и «Тот, кто ест редьку, делает жизнь микробов в организме невыносимой».