— Бедная Примроуз. [26] Думаешь, она знала больше, чем выдала?
— Да, я так думаю. Наверное, у нее был восемнадцатый размер. [27]
— Домашняя.
— Прикована к постели. Возможно, униженная. Вполне может быть, что ей показан медицинский секс. Клизмы, орошение труб, все такое…
— Бе-е, — Эмма состроила рожу. — Семейный человек.
— Остались дети после развода, ему нужна экономка.
— Артистичный.
— Ни разу не появлялся на людях.
— Спортивный.
— Редеющие рыжие волосы, потное красное лицо, жирные ноги, носит рубашки для регби.
— Счастливый и удачливый.
— Без работы.
— Спонтанный.
— Появляется у тебя перед дверью среди ночи. Боже, я ненавижу мужчин. Я их действительно ненавижу. Я действительно ненавижу их.
— Да нет же. Вот, послушай женские объявления. Вот, смотри: «Милая дама, бодрая и миниатюрная».
— Это просто. Она микроскопически мала, а лицо у нее — как у куницы.
— Живая.
— Худая, как палка, постоянно на грани истерики.
— Пухленькая. Здесь даже есть фотография.
— Покажи. Господи, она похожа на Гинденбурга. [28] Я и не знала, что «Хенниз» [29] делают такие большие топы. Ей надо крепить к себе одежду канатными растяжками. Не показывай мне больше ничего, это вгоняет меня в тоску.
Эмма перевернула газету последней страницей вверх и указала на объявление.
— Вот этот милый.
— Он модель, больше он ни о чем и не думает. Ты просто теряешь время. И вообще, гетеросексуальные мужчины не занимаются увлажнением лица. — Она выглянула в окно, изображения в котором искажал дождь, и увидела, как проходящая мимо женщина застряла каблуком в решетке водостока, упала на мостовую, и из ее белых пластиковых пакетов, как опухоли, показались мясо и фрукты. Никто не остановился, чтобы ей помочь.
— Я где-то читала, что одинокая женщина в возрасте за тридцать пять имеет больше шансов быть похищенной террористами, чем выйти замуж.
— Это не может быть правдой, — Эмма полезла в сумку в поисках незаконной сигареты. — Вот, скажем, Луизина мать вышла замуж в сорок лет.
— Разве ее как-то раз не угнали вместе с самолетом?
— О, да.
Мариса оглянулась на стены, заляпанные следами никотиновых облаков, и осуждающе фыркнула:
— Я не могу выпить больше двух пинт сидра на голодный желудок. Пошли к мексиканцам?
— Нет, я не ем в местах, где на женских туалетах висит табличка «Для сеньорит». Там можно подхватить сифилис, просто взяв бесплатную мятную конфетку со стойки бара.
— Скажи, а здесь есть хоть кто-нибудь, кто нравится тебе внешне?
— Что, мужчина?
— Нет, кашалот. Конечно, мужчина.
— Даже и не знаю.
— Сзади тебя. Не оборачивайся. Похож на врача. На такую шею можно повесить стетоскоп.
Эмма изогнулась на табурете и понимающе улыбнулась. У него были короткие темные волосы и тонкие бледные черты лица. Он медленно листал газету, спортивный раздел.
— Шею можно было бы и побрить. Обратная сторона ладоней волосатая, как у обезьяны. А руки слишком длинные. Странно, что он не ест банан, — она всегда искала недостатки в красивых мужчинах. Иначе они бы были чересчур безупречными. Она тихо выдохнула через нос, глядя, как он листает страницы.
— Иди, возьми сахар и заговори с ним, когда будешь возвращаться.
— Не могу. Я употребляю заменитель сахара. Сама иди.
— Но он такой красавчик, разве нет? — Ты просто забыла надеть линзы.
— Черт, он уходит. Пошли за ним.
— Зачем?
— Посмотрим, куда он идет. Где твой приключенческий дух?
— Я не называю бесцельную беготню под дождем за незнакомыми мужчинами приключениями. Я думала, мы пойдем есть. — Он уже влезал в потертую кожаную куртку и направлялся к двери.
— Пошли, быстро, мы его потеряем! — Мариса пошла первой. Она всегда была первой, с тех самых времен, когда им было соответственно девять и семь лет. Мариса разбивала дверцу буфета, полного фарфоровых чашек, а Эмма была скромницей, всегда стоявшей в последнем ряду хора. Мариса перебегала через улицы с оживленным движением, Эмма выжидала на островке безопасности посреди потока машин. У Марисы была улыбка, которая раскрывалась, как аккордеон, а Эмма все чего-то ожидала, сомкнув губы и опустив глаза. Мариса играла в ужасные игры, Эмма была ужасно честной. Мариса была полна дьявольской лжи, у Эммы было сердце ангела.
Они шли за ним на расстоянии в семь шагов, и отскочили, когда он остановился перед витриной магазина подарков. Затем они зашли внутрь, следуя за его широкой спиной.
— Все эти розовые купидоны и пастельные мишки нагоняют на меня тоску, — Мариса сняла с полки резиновое сердце с ленточками и сжала его, отчего игрушка издала такой звук, как будто в ней разбилось стекло. — Зачем вообще делать такие вещи?
— Это разбивающееся сердце, — прошептала Эмма. — Шутка.
— Убожество. Смотри, смотри! Похож на врача!
Он возник возле прилавка, держа покупку. Девушка-кассир в несколько листов розовой бумаги завернула игрушечного мишку и положила в пакет. Он выбрал открытку — глянцевое алое сердце, пронзенное стрелой, попросил ручку и вдумчиво вписал что-то в открытку.
— У него на сегодня уже запланировано жаркое свидание. Вот и конец твоей теории.
— Он смотрит на меня, — сказала Мариса, выглядывая из-за горки набитых опилками единорогов.
— О чем ты говоришь? Он просто купил подарок жене! — Эмме было стыдно за свое поведение. Мариса постоянно толкала ее туда, куда ей не хотелось идти. Мариса указала пальцем на выпуклое зеркало для слежения за покупателями, установленное в углу на потолке. Глаза врача мельком скользнули в ее направлении.
— Он, наверное, думает, что ты ненормальная — подглядываешь за ним из-за горы плюшевых игрушек. Ты не умеешь говорить театральным шепотом.