— На биологическом уровне — нет.
— Может быть, дело не в биологии, может, это глубже, чем кровь и плоть. Так многое дошло до нас из тех времен, когда мы еще не делились на людей и зверей. Как мы можем понять? У них те же человеческие потребности, ты сама так говорила, а там, где существуют потребности, всегда есть место обману. Я люблю тебя, дорогая, я просто не хочу, чтобы ты пострадала.
— Когда мы вернемся, думаю, тебе надо будет обратиться за профессиональной помощью, — Кейт ринулась в виллу и захлопнула дверь перед его носом.
Джош знал: это было выше их разумения. Они находились вне своего социального круга, вдали от всех тех правил, которые обычно управляли их жизнью. Когда он был ребенком, которого водили в зоопарк в Риджентс-Парке, [21] животные были существами, метавшимися за решеткой, наполовину лишенными разума самим фактом своего заточения. В те времена гораздо меньше понимали и уважали психологию животных; шимпанзе одевали как людей и устраивали им по вечерам чаепития, как будто их неловкий этикет призван был продемонстрировать детям, что человек как вид превосходит их. Само слово «обезьяна» вызывало ассоциацию с пародией на человека. Но здесь Джош и приматы были на равных, просто вращались в разных сферах.
Он вернулся к работе, но страх и гнев не оставляли его в течение всего дня.
Утром в субботу Арон сел на паром, идущий на материк, обещая, что вернется к вечеру, но вечером разыгрался муссон и сделал его возвращение невозможным. Над головой по небу, серому и монолитному, как цементные стены, которые строили люди Арона, неслись тучи. Где-то вдалеке прогрохотал гром. Воздух был настолько подавляюще жарким, что он застревал у Кейт во рту и закупоривал дыхательные каналы. Одуревшая от головной боли, она лежала на кровати в одном белье, слушая, как стукаются верхушками деревья, и, ожидая, что наконец-то разразится буря, после чего слегка спадет температура.
Джош бродил по главному зданию с камерой, делая крупным планом пробные снимки бабочек, сушащих крылья, — большие, как страницы книг в мягких обложках. Беспокойство обволокло его, как удушающий колпак. Мысль о том, что он не находится рядом с женой, тревожила его, но он знал, что Кейт разозлится, если узнает, что он охраняет ее.
И тогда он понял. Макак не было слышно весь вечер. Он вспомнил, что находится в самом дальнем конце строительства. Отсюда до виллы было двадцать минут ходьбы. Он залез в ящичек с вещами Арона и взял ключи от джина — единственного моторизированного средства передвижения на всем острове.
Большой зеленый джип был припаркован в начале наполовину засыпанного гравием проезда. Джош влез и попробовал зажигание, но мотор не хотел заводиться. Свесившись с сиденья, он опустил голову и проследил взглядом след бензина, который тянулся от подвесного бака. Даже с водительского места ему было видно, что бензобак пробит. Опустившись рядом с машиной на колени, он дотронулся до выемок в металле, оставленных рядами широко посаженных зубов. Едкое содержимое вылилось на землю. Могла ли это сделать макака? Даже такая большая, как Синно? Мог ли он каким-то образом пройти путь эволюции быстрее своих сородичей? Джош проверил отметины зубов еще раз и почувствовал прилив страха.
В ящике у Арона был еще и заряженный помповый дробовик двенадцатого калибра со скользящим затвором. Арон рассказал о нем Джошу в первую же неделю их пребывания и даже показал, как передергивать затвор и стрелять из чертовой штуки — на случай непредвиденных осложнений. Джош побежал к шкафчику, вытащил дробовик за приклад, кинул на сгиб локтя и побежал назад в лес.
В тот самый момент, когда он увидел виллу, начался дождь. Он остановился на минуту перевести дыхание, и услышал, как где-то над ним молния расколола ветку. Воды потопа падали огромными тяжелыми каплями, стуча по кожистым листьям вокруг, немедленно превращая землю в грязь. Шум был невероятный. И тут он внезапно перестал видеть виллу.
Зато он увидел макак. Они пробирались к веранде широким полукругом, а в центре их возвышалась огромная зеленая спина одного примата, который был в два раза больше всех остальных. Джош поскользнулся на грязном склоне, нога подвернулась, и он скатился в траву. Толстые шипы воткнулись в его руки и ноги, вырывая куски плоти, когда он рванулся, чтобы встать. Сквозь завесу дождя он увидел, как макаки двинулись внутрь.
— Ну, давайте, вы, говнюки! — заорал он, передергивая затвор и стреляя в воздух, вызвав этим какофонию птичьих криков. Отдачей ему вывихнуло плечо, но он, спотыкаясь, продолжал надвигаться на рассыпавшихся обезьян, целясь в зверя, который направлялся к пляжу. На этот раз он остановился, прицелился, положив дробовик на ветку, и только тогда выстрелил. Перепуганные попугаи как будто взорвались — вспышки красного и синего в гуще дождя, — возникло дикое смятение и смешение перьев и листьев, и он стал проламываться через редеющий подлесок к морю.
Он не знал, удалось ли ему ранить Синно, потому что огромная обезьяна двигалась сейчас медленнее, так, что остальная стая быстро догнала своего вожака. Макака волочила левую ногу. Лес кончился и сменился пропитанным дождем песком и камнями, Джош оказался на дальнем конце берега, где ручьи уже намыли предательски глубокие ямы с крутыми отвесами. Дождь ослеплял его, ему было трудно держать глаза открытыми, но дистанция все же сокращалась.
— Ну, так у кого из нас железные яйца? — закричал он сквозь ливень, приближаясь к хромающей макаке. Ему нужно было встать ровно, чтобы прицелиться, и он поискал подходящий камень. Синно был в ловушке. Перед ним находилась только широкая яма, наполненная водой, хлынувшей туда из выглаженного дождем моря. И все-таки зверь не поворачивался к нему лицом, как будто не желая признавать поражения. Он доковылял до дальнего края водоема и тяжело опустился на мокрый песок. Джош повернулся, ища что-нибудь, на что можно было бы опереть дробовик.
И тогда он увидел остальных. Они находились в опасной близости, окружили его и быстро двигались вперед. Он почувствовал, как песок под его ногами размягчается, и осознал, что оползает в песчаную лужу по мере того, как пропитанный дождем берег поддавался под его весом. Джош попытался восстановить равновесие, но вес ружья мешал ему.
На другой стороне водоема огромная макака медленно повернулась — или, скорее, разделилась надвое — не один огромный примат был там, но пара самцов помоложе — один распростертый на плечах другого; их жесткая зеленая шерсть сливалась в единое целое. Они прыгнули в стороны и заняли места в круге, обратив на него спокойные коричневые глаза.
Джош быстро погружался в водоем. В воде было что-то странное — какая-то вязкость, которую он замечал и раньше, когда шел сильный дождь. Когда первый укол проник сквозь его рубашку подобно электрическому разряду, он вспомнил предупреждение Арона об опасностях плавания в ливень — именно тогда появлялись смертоносные медузы. Водоем просто кишел ими — приливом принесло сотни медуз, и сейчас, когда дождь барабанил по поверхности воды, они поднимались вверх, похожие на чистые целлофановые пакетики. Их лиловые жала находили и обволакивали его члены, присасывались к поясу, к спине, к шее, удары тока встряхивали его подорванную нервную систему, — десять, пятьдесят, сотня. Он пытался отодрать их от себя, но они присосались к его плоти, вгрызаясь в него своими иглами, как шипами. Парализованный пульсирующей болью, бесконечными инъекциями яда, он дернулся и затих, опускаясь в глубокую зеленую тьму, и на него смотрели, не двигаясь, члены лояльной стаи. Дождь стучал по земле, а обезьяны наблюдали за происходящим, и души их не давали человеческого эмоционального ответа, потому что их сердца подчинялись только законам общинной жизни.