Сквозняк слабел и зверел. Володя дрался впервые в жизни. В детстве, конечно, всякой случалось, но вот так, насмерть, – ни разу. Краем сознания он уже понимал: в этом последнем единоборстве ему со Сквозняком не справиться. Даже с раненым. Еще немного, и Сквозняк одолеет.
Казалось, эта схватка длится целую вечность. Но прошло всего несколько минут. Володя уворачивался от ударов, отступая к открытой балконной двери.
Вера и Антон сумели наконец подняться на ноги.
– Уйдите! – крикнул им Володя.
Схватка продолжалась на балконе. Вмешаться расцепить этот дикий, кровавый клубок было уже не – возможно. Внизу стала собираться толпа. Несколько человек, задрав головы, смотрели на балкон пятого этажа.
– Что там происходит?
– Надо вызвать милицию! Кто-нибудь, вызовите милицию!
Сквозняк навалился, придавливая Володю к хлипкой балконной решетке. Перед глазами, сквозь кровавую пелену, Володя увидел мертвые лица своих родных…
Самодельная граната, совсем маленькая, плоская, умещалась в кожаный футляр для зажигалки «Зиппо». Он взял только эту, на всякий случай. Он рассчитывал на пистолет. Две гранаты побольше он заранее вытащил из кармана куртки, оставил в машине, строго запретив Соне к ним прикасаться.
Футляр с маленькой гранатой, которую он сконструировал специально для самых локальных, «комнатных» взрывов, прикреплен к брючному ремню. Всего два легких движения – расстегнуть кнопку футляра, дернуть тонкое проволочное кольцо.
Балкон не обрушится, комнату не разнесет, никто не пострадает. Взрыв будет локальным.
Рука Сквозняка взметнулась для удара. В следующую секунду раздался взрыв. Небольшая толпа, ахнув, бросилась врассыпную. Кто-то помчался к телефону-автомату вызывать милицию и «скорую». Балкон не обрушился. Взрывной волной выбило стекла балконной двери, в комнате сорвалась фарфоровая люстра, разбилась вдребезги, мелкие осколки разлетелись в разные стороны. Антон успел упасть на пол вместе с Верой, ему показалось, сейчас рухнет потолок, он закрыл ладонями Верину голову и зажмурился.
Балконная решетка проломилась. Два окровавленных человека рухнули вниз с пятого этажа на теплый пыльный асфальт. Из «Москвича», припаркованного у собачьей площадки, выскочила девочка, бросилась к распростертому телу маленького человека в светлой куртке, упала на колени и заплакала.
Вокруг стали собираться люди, какая-то старушка подошла к девочке, осторожно попыталась поднять ее.
– Не надо, детка, не смотри. Но девочка не замечала никого вокруг. Она горько плакала и повторяла одними губами:
– Володенька… такой хороший… ну почему? Послышался вой сирены. Во двор въехал милицейский «газик», сразу вслед за ним – микроавтобус с опергруппой майора Уварова.
* * *
Юрий узнал его сразу. Мертвые глаза детдомовца Коли Козлова глядели в прозрачное июньское небо. По небу медленно плыли редкие ослепительно белые облака, где-то совсем высоко чертила быстрые зигзаги случайная шальная ласточка.
– Граждане, разойдитесь…
– Ребенка уберите отсюда. Чей ребенок?
– Девочка, встань. Ты знаешь этого человека?
– Туда нельзя! Стойте!
Сквозь толпу зевак, милиционеров и оперативников прорвалась светловолосая молодая женщина, бросилась к девочке.
– Сонечка… Господи…
– Товарищ майор, неужели это правда Сквозняк? – услышал Уваров голос у себя за спиной.
Юрий оглянулся. Рядом с ним стоял незнакомый младший лейтенант, совсем молодой, рыжий, веснушчатый.
– Сквозняк, – кивнул Уваров, – он самый.
– Товарищ майор, здесь с ребенком плохо, то ли шок, то ли истерика. И женщина рыдает у второго трупа. А второй без документов, будем пока оформлять как неизвестного?
Уваров удивился, почему сразу не заметил женщину и ребенка. Ведь второй труп лежал совсем близко, но майор в первые несколько мгновений видел перед собой только мертвого Сквозняка и больше никого.
«Вероятно, у меня тоже легкий шок», – подумал Уваров и взглянул на второй труп.
Молодая женщина и девочка лет десяти сидели, обнявшись, прямо на асфальте и плакали над вторым погибшим.
«Неизвестный мужчина, около тридцати, невысокого роста, худощавого телосложения», – машинально отметил про себя Уваров.
– Вера! Верочка! Соня! Да пропустите же меня! – Какой-то парень, очень бледный, с разбитым лицом, в разодранном пиджаке, рвался из рук толстого милицейского старлея.
Голос у парня был хриплый, слабый, он едва стоял на ногах.
– Не положено, – басил старлей и крепко держал его за плечо, – слышь, че говорю, не положено! Тем более ты под градусом.
– Да не пьяный я, пустите, мне надо их увести отсюда. Им плохо, обеим.
– Плохо, так сейчас «скорая» все равно приедет, как положено…
Уваров подошел к женщине и тихо спросил:
– Салтыкова Вера Евгеньевна? Она вскинула на него заплаканные ярко-голубые глаза.
– Да.
– Майор Уваров, ГУВД. Ребенку или вам нужна медицинская помощь?
– Нет, спасибо… Все нормально. Он помог обеим подняться и заметил, что девочка прижимает к груди стиснутый кулачок.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Соня, – горько всхлипнула девочка.
– Можно посмотреть, что у тебя в руке? Она разжала кулачок. На ее ладони майор Уваров увидел старинные золотые часы-луковицу.
– Пшичка станичка Карлштейн, – весело сообщил машинист в микрофон.
Утренняя электричка из Праги была почти пустой. Шел мелкий теплый дождик. Поезд тяжело остановился, из последнего вагона на платформу спрыгнули Вера и Антон.
Цветные, как леденцы, огни семафора отражались в мокром асфальте. Электричка прогудела печальным басом и отчалила.
Свернув с шоссе, они долго поднимались по извилистой тропинке на крутой холм. Уютный сонный городок остался внизу. Небольшой двухэтажный дом стоял на поляне, окруженной трехсотлетними раскидистыми дубами. Черепица осыпалась, стены облупились, ставни были заколочены. Ключ лежал в узком углублении между стеной и карнизом, под окном, которое выходило в сторону часовни Святого Креста. Проржавевший замок долго не поддавался. Наконец дверь громко заскрипела.