— Я ничего не боюсь.
— Мне ты говорил другое, — бросила Клаудия. Тяжело дыша, она оглянулась на Финна. — Я должна возвращаться — Джаред в беде. Ты идешь со мной?
— Я не могу бросить их здесь. Лучше возьми с собой старика.
Гильдас вдруг рассмеялся, но тут же затрясся в конвульсиях, судорожно, со свистом втягивая воздух. Аттия схватила его за руки и через мгновение повернулась к остальным.
— Он умирает, — шепотом произнесла она.
— Финн… — прохрипел Книжник.
Юноша склонился над ним, чувствуя, как в глазах закипают слезы. На теле Гильдаса не было никаких видимых повреждений — очевидно, травмы были внутренними, но дрожащие пальцы и землистая бледность лица, мокрого от пота, ясно говорили о том, что конец его близок. Приблизив губы к уху Финна, старик прошептал:
— Покажи мне звезды.
Финн растерянно посмотрел на остальных.
— Как же я могу…
— Я сделаю это за тебя, — послышался голос Узилища. Свет в камере погас, и лишь красный огонек единственного Глаза замерцал на стене, в углу. — Вот твоя звезда, старик. Другой тебе не увидеть никогда.
— Не смей мучить его!
От яростного выкрика Финна все вздрогнули. К общему изумлению, юноша вдруг снова обернулся к Гильдасу и крепко взял его за руку.
— Пойдем, — сказал он. — Я покажу тебе.
В голове все кружилось, и он, поддавшись этому кружению, сам, своей волей шагнул в затягивающую темноту и потянул старика за собой. Кругом заколыхалась и замерцала озерная гладь, подсвечиваемая плывущими по ней фонариками — синими, лиловыми, золотыми… Лодка, в которой плыл Финн, покачивалась на волнах, а он лежал на спине и смотрел на звезды, сиявшие в бархатной черноте летней ночи. Словно серебряная пыль, рассыпанная рукой великана, они усеивали все небо, околдовывая, притягивая к себе взгляд.
— Вот звезды, Мудрый, — сказал Финн, почувствовав рядом трепещущее от восторга дыхание старика. — Мы видим их крохотными, но на самом деле каждая — целый мир, невообразимо, непредставимо огромный.
— Сколько их! — послышался шепот Гильдаса в плеске волн за бортом. — И как далеко от нас!
Легко захлопав крыльями, с воды взлетела цапля. От берега доносились сладостные звуки музыки и приглушенный смех.
— Мне пора отправляться туда, Финн, — хрипло проговорил Книжник. — Там, у звезд я найду Сапфика. Я знаю, он не мог просто остаться здесь, Вовне, после того, как увидел их.
Финн кивнул. Он почувствовал, как лодка вдруг мягко качнулась, и рука старика выскользнула из его пальцев. Звезды, к которым был прикован взгляд юноши, начали расти, сияя все ярче и ярче, и обернулись огоньками, крохотными язычками пламени на маленьких свечках, и он, набрав полную грудь воздуха, дунул на них изо всех сил.
Огоньки, взметнувшись, потухли, и он громко, торжествующе засмеялся, и все вокруг засмеялись тоже — король, его отец, в пурпурной мантии, Бартлетт, новая жена отца — женщина с бледным лицом и ярко-алыми губами, и все придворные, и няньки, и музыканты, и маленькая девочка в чудесном белом платьице — Финну сказали, что теперь она будет его особенным другом.
Ее лицо возникло прямо перед ним.
— Финн, ты слышишь меня? — спросила Клаудия.
— Все готово. — Джаред поднял голову. — Каждое ваше слово будет переводиться на язык Книжников.
Смотритель, расхаживавший по кабинету и прислушивавшийся к голосам снаружи, остановился перед столом и сложил руки на груди.
— Инкарцерон! — произнес он.
Молчание. Потом на экране возникла маленькая красная точка — словно зажглась крохотная звездочка, смотревшая прямо на них.
— Кто говорит со мной на древнем наречии?
Голос Узилища уже не звучал так уверенно, как прежде, и не отдавался громовыми раскатами.
Смотритель, кинув быстрый взгляд на Джареда, тихо произнес:
— Тебе известно, кто я, отец мой. Это я, Сапфик.
Глаза Джареда широко раскрылись от удивления, но он не издал ни звука. В наступившей тишине Смотритель заговорил вновь.
— На языке Книжников, твоих создателей, я обращаюсь к тебе и приказываю умерить твой гнев к юноше Финну.
— У него Ключ. Ни один Узник не должен выйти на Свободу.
— Ты не должен причинить ему никакого вреда — ему и Клаудии. — Показалось ли Джареду, или голос Смотрителя в самом деле изменился, на последнем имени?
Мгновение прошло в молчании, потом Инкарцерон проговорил:
— Что ж, пусть будет так. Ради тебя, сын мой.
Смотритель сделал Джареду знак прервать связь, но едва тот протянул палец к переключателю, Узилище произнесло негромко:
— Но если ты и вправду Сапфик, мы часто говорили с тобой прежде. Ты должен помнить.
— Это было так давно, — осторожно ответил Смотритель.
— Да, верно. Ты дал мне Приношение, что я потребовал от тебя, но потом восстал против меня и принялся похищать сердца моих детей. Я охотился за тобой, но ты укрывался от меня в лазах и норах. Скажи, Сапфик, как тебе удалось ускользнуть от меня? Какую дверь ты отыскал после того, как я низверг тебя вниз, во тьму? Через какую неведомую мне щель прополз? И где ты сейчас, в каких местах Внешнего Мира, который мне не дано увидеть даже в воображении?
В голосе Узилища звучала жгучая тоска. Смотритель взглянул на неподвижный Глаз посреди экрана и проговорил тихо:
— Я не могу открыть тебе этой тайны.
— Жаль. Знаешь ли ты, Сапфик, что я не могу заглянуть Вовне себя? Можешь ли ты, прошедший столько дорог и забравшийся так далеко, представить себе, каково это — быть заключенным внутри собственного разума и видеть лишь тех, кто его населяет? Меня наделили могуществом, но оставили во мне один изъян. И только ты можешь помочь мне — когда вернешься.
Смотритель застыл в неподвижности. Джаред, весь в испарине, чувствуя противную сухость во рту, коснулся дрожащими пальцами переключателя, и Глаз пропал с экрана.
Перед глазами у Финна все расплывалось, в теле словно образовалась какая-то пустота. Он лежал скрючившись, Кейро поддерживал ему голову. Но за миг до того, как он вновь ощутил зловоние Узилища и действительность нахлынула на него безжалостным потоком, он вспомнил уже твердо, что был принцем королевского рода, что в мире, где он вырос, солнечные лучи отливали золотом и что однажды он, словно в сказке, отправился верхом в темный лес и так и не вернулся оттуда.
— Вот, выпей. — Аттия поднесла ему воды. С трудом сделав глоток, Финн закашлялся и попытался сесть.
— С каждым разом все хуже и хуже, — прошипел Кейро, глядя на Клаудию. — Это все твой отец виноват.
Не обращая на него внимания, та склонилась над Финном.