Последним этапом их поездки стал проход опасного участка Реки после захода солнца. Прежде чем попасть домой, нужно было пройти мимо сектора долины, в котором на одной стороне жили охочие до рабов мохауки восемнадцатого века, а на другой столь же алчные карфагеняне третьего века до н. э. Проскользнув мимо них под покровом тумана, они почувствовали себя почти что дома.
Внезапно Бартон произнес:
— Вот и берег! Пит, спускай мачту. Казз, Лев, за весла!
Через несколько минут после достижения берега они вытащили свое легкое судно из воды и затащили на пологий берег. Теперь, когда они выбрались из тумана, стало видно, как светлеет небо над восточными горами.
— Считавшиеся мертвыми возвращаются живыми! — продекламировал Бартон. — Мы в десяти шагах от чашного камня у развалин.
Он окинул взглядом бамбуковые хижины. Нигде не виднелось ни одной живой души. Долина спала.
— Вам не кажется, — удивился он, — странным то, что до сих пор никто еще не поднялся? По крайней мере, нас должны были окликнуть часовые!
Фригейт указал в сторону смотровой башни справа от них.
Бартон выругался:
— Черт побери, эти негодяи или спят, или бросили свой пост!
Но он уже почувствовал, что дело было не этом. Он ничего не сказал остальным, но только ступив на берег, он уже был уверен, что здесь что-то неладно.
Высоко поднимая ноги в высокой траве, он побежал к хижине, в которой жил вместе с Алисой.
Алиса спала на ложе из бамбука и травы справа от входа, завернувшись в одеяло из полотнищ, скрепленных магнитными застежками, так что виднелась только одна голова. Бартон откинул одеяло, встал на колени перед свернувшимся на низком ложе в калачик телом и приподнял ее за плечи. У нее был здоровый цвет лица и нормальное дыхание.
Бартон трижды окликнул ее по имени. Женщина продолжала спать. Он резко ударил ее по щекам, отчего на них быстро проступили красные пятна. Веки ее дрогнули, но через мгновение она снова спала крепким сном.
К этому времени подоспели Фригейт и Руах.
— Мы заглянули в несколько хижин, — сказал Фригейт. — Все спят. Я попробовал разбудить одну пару, но безрезультатно. Что-то здесь неладно!
— Кто, как вы думаете, усыпил их? И кому это может понадобиться? — спросил Бартон. — Что? Да! Именно, Спрюс! Спрюс и его шайка!
— Зачем? — В голосе Фригейта зазвучал испуг.
— Они ищут меня! Они, должно быть, пришли под покровом тумана и каким-то образом усыпили всю эту местность!
— Это несложно сделать усыпляющим газом, — заметил Руах. — Хотя люди, обладающие таким могуществом, как Они, могут иметь устройства, которые нам и не снились.
— Они ищут меня, — тихо повторил Бартон.
— Если это так, то Они, возможно, вернутся сюда следующей ночью, — кивнул Фригейт. — Но зачем Им искать вас?
За Бартона ответил Руах.
— Потому что он, насколько нам известно, единственный человек, проснувшийся на стадии, предшествовавшей Воскрешению. Почему такое случилось — неизвестно. Очевидно, произошло что-то непредвиденное. Возможно, это тайна и для Них. Я склонен думать, что Они обсуждали этот случай и в конце концов решили похитить Бартона для наблюдений или какой-нибудь другой только им известной цели.
— Наверное, Они хотят стереть в моей памяти все, что я видел в той камере с плавающими телами, — пожал плечами Бартон. — И Они вполне могут сделать это. По крайней мере, мне кажется, что для их науки это не проблема.
— Но вы уже многим рассказали об этом, — удивился Фригейт. — Какой смысл Им ловить вас? Все равно Им не удастся выследить всех людей, с которыми вы поделились своими впечатлениями по этому поводу, а тем более убрать из их памяти ваш рассказ.
— Разве в этом есть необходимость? А кто поверил моему рассказу? Иногда я сам в нем сомневаюсь!
— Любые мудрствования сейчас бесплодны, — сказал Руах. — Нам следует что-то решительно предпринять!
— Ричард! — пронзительно вскрикнула Алиса, и все повернулись в ее сторону. Она сидела и с ужасом смотрела на них.
В течение нескольких минут они втолковывали ей, что же произошло. Наконец она сказала:
— Поэтому-то туман и покрыл землю! Мне тогда это показалось странным, но, разумеется, я никогда не смогла бы сообразить, что происходит на самом деле.
— Забирайте свои чаши. Все, что хотите взять, сложите в мешки. Мы уходим прямо сейчас. Я хочу убраться отсюда еще до того, как начнут просыпаться остальные, — решительно заявил Бартон.
Алиса еще шире раскрыла глаза:
— Но куда мы пойдем?
— Куда угодно! Нам нельзя здесь оставаться! Мне тоже не хочется уходить, поверьте мне, но оставаться здесь и бороться с Ними — пустая трата времени. Так я даю Им фору — Они ведь знают, где я нахожусь. Я уже говорил вам, что моя цель — найти истоки Реки. И даже если туда нет пути, я обязательно его найду — можете закладывать свои души!
Тем временем, я уверен, Они будут искать меня повсюду. Тот факт, что Они еще не нашли меня, позволяет предположить, что у Них нет средств для мгновенного обнаружения любого человеческого индивидуума. Они, может быть, и заклеймили нас как скотину, — он указал на незримый символ на своем лбу, — но даже среди скота есть бродяги. А мы, к тому же, скот с мозгами!
Он повернулся к остальным:
— Я вас всех приглашаю идти. Идти вместе со мной. И если вы согласитесь, я буду очень польщен.
— Я должен взять Моната, — сказал Казз. — Думаю, что он не захотел бы оставаться.
Бартон поморщился:
— Старый милый Монат! Мне ужасно не хочется этого делать, но я не могу иначе! Он не может идти вместе со мной! Он слишком выделяется. Их агентам не составит особого труда определить местонахождение любого, кто обладает такой запоминающейся внешностью! Мне очень жаль, но он должен остаться здесь!
В глазах Казза застыли слезы. Надтреснутым голосом он произнес:
— Бартон-нак, значит, я тоже не могу идти? Ведь я тоже сильно выделяюсь среди людей!
Бартон почувствовал, что слезы наполняют его собственные глаза.
— В твоем случае мы можем рискнуть. В конце концов, твоих соплеменников здесь должно быть довольно много. Во время нашего путешествия мы уже видели, если не ошибаюсь, человек тридцать или больше.
— Но до сих пор ни одной женщины, Бартон-нак, — печально покачал головой Казз. Но тут же улыбнулся. — Но может быть, мне все же повезет, если я пойду с вами, Бартон-нак, вверх по Реке?
Но улыбка тут же сбежала с его лица.
— Нет, черт побери! Я не пойду! Я не могу причинить боль Монату. Он и я… Другие считают, что мы уродливы как чудовища. Поэтому мы стали как братья. Он — не мой «нак», но ближе всех остальных к этому. Поэтому я остаюсь!