Пистолет находился у его левого бока, но по-прежнему был направлен в центр его тела. Я почувствовала его движение еще до того как он его сделал. Я не смогла бы объяснить вам, что сдвинулся или мне показалось, но я знала, что он намеревался проделать. Он намеревался обезоружить меня, и, если бы я двигалась с человеческой скоростью, у него бы это получилось. Он был так быстр, насколько это было возможно.
Я сдвинулась в сторону, позволяя его руке пройти мимо моего ствола, моей руки, моего бока и ударила его прикладом пистолета по запястью, как только он промахнулся. Я могла бы ударить его ногой по колену и вывихнуть его, но он должен был быть на нашей стороне. Я не хотела, чтобы он отправился на охоту покалеченным. Когда он не становился всецело серийным убийцей, как ни странно, был хорош в бою.
Он повернулся ко мне другой рукой, но мой ствол был направлен в его сердце, а один из ножей прижимался к его паху.
— Достаточно! — рявкнул Эдуард.
Я замерла, жизнь Олафа была дважды в моих руках.
— Если он себя так ведет, то и я тоже буду.
— Ты быстрее, чем я запомнил, — проговорил Олаф.
— Забавно, почти, то же самое, мне сказал шпион вертигр.
— Я говорил тебе, что она быстрее, — сказал Эдуард.
— Мне нужно было самому убедиться, — ответил Олаф. Я ощущала тяжесть его взгляда, но не отводила глаз от моих мишеней. Он мог смотреть на что угодно, у меня же были свои приоритеты.
Я говорила тихо и осторожно, боясь, что напряженные мускулы вгонят лезвие в его плоть. Если я и намеревалась когда нибудь воткнуть нож в его пах, то это должен быть смертельный удар, а не случайность. — Если ты продолжишь испытывать мои пределы, Олаф, то одному из нас станет больно.
— Я отойду назад, если ты опустишь оружие, — сказал он.
— Я опущу оружие, если ты отойдешь назад.
— Тогда мы в тупике.
Эдуард сказал: — Я за тобой, Анита. И собираюсь встать между вами, чтобы вы оба съебались.
Он появился в поле моего зрения и затем сделал то, что планировал — начал нас разделять.
Я позволила ему себя отодвинуть и то же самое, сделать с Олафом. Мы стояли, глядя друг на друга. С Эдуардом между нами, я, наконец, была готова посмотреть в лицо Олафа, и то, что я там увидела, было неутешительным. Он был возбужден: его глаза горели этим, а рот был приоткрыт. Ему нравилось быть близко ко мне и опасности, или, возможно, он наслаждался чем-то, чего я не могла понять, но называть его больным уебком было бы контрпродуктивно для нашей совместной работы, поэтому я просто подумала, что это действительно трудно.
— Сейчас, — начал Эдуард переводя взгляд от одного из нас на другого, — мы собираемся встретить Анитен резерв и отправиться на охоту за плохими парнями, а не на друг друга.
— Мне придется немного отклониться от пути, — сказал Олаф.
— Причина? — спросил Эдуард.
Бернардо ответил из-за двери, за которой он оказался, очевидно, когда мы с Олафом начали наш танец.
— Больничное отделение неотложки. Она сломала его запястье.
Эдуард и я оба посмотрели на Олафа и его запястье. Оно не находилось под странным углом, так что перелом не был тяжелым, но он держал его на месте, немного жестче прижимая к своему боку.
— Оно сломано? — спросил Эдуард.
— Да, — ответил он.
— Насколько тяжело? — спросил Эдуард.
— Не особо.
— Ты сможешь пользоваться пистолетом?
— Вот почему мы все тренируем и левую руку, да? — спросил Олаф. Что означало — «нет».
— Блядь, — выругалась я.
— Ты же не собиралась ломать его запястье, правда? — спросил Эдуард, глядя на меня.
Я отрицательно покачала головой.
— Я видел в лесу, насколько ты быстра. Думаю, что ты даже не осознаешь этого. На твоем месте, я был бы осторожней в том, как бить людей, — взгляд на его лице меня не обрадовал. Я не могла его винить. «Я только что вывела из строя одного, из его резерва, и одного из наших самых опасных маршалов. И сделала это не нарочно». Я жила, тренировалась, спарринговалась, охотилась и убивала вместе с оборотнями и вампирами. «Когда я в последний раз работала с кем-то, кто являлся человеком?» Я не могла вспомнить. «Дерьмо».
— Я отвезу его в госпиталь, — сказал Бернардо, — но что мы запишем в документах?
— Скажем им, что это была любовная ссора, — сказал Олаф.
— Только через мой труп, — вырвалось у меня.
— В конечном счете, — сказал он.
— Не будь больным уебком, Олаф, — огрызнулась я.
— Я знаю — кто я, Анита, — ответил он. — Это ты продолжаешь борьбу за истину.
— И в чем же заключается истина? — спросила я.
— Не делай этого, — предостерег Эдуард, и я не была уверена к кому конкретно он обращается.
— Ты охотишься и убиваешь, так же как и я, как все мы. Нет никого в этой комнате, кто не был бы убийцей.
— Ага, скажи мне, что-нибудь чего я еще не знаю. — И мой голос выказал правдивость этого.
Я получила удовлетворение от удивления Олафа. — Что же тогда отличает тебя от меня?
— Я не наслаждаюсь, убивая, ты — наслаждаешься.
— Если это единственное отличие между нами, то мы должны встречаться.
Я отрицательно покачала головой. — Забери его в больницу, Бернардо, наложи ему гипс, дай таблетку, зафиксируй его, просто убери его отсюда.
Бернардо посмотрел на Эдуарда. Тот кивнул и сказал: — Сделай это. Позвони мне из госпиталя и дай знать насколько все плохо.
Бернардо ушел, качая головой.
— За мной должок, Анита, — сказал Олаф.
— Это угроза? — спросила я.
— Конечно, — сказал Эдуард. — Сейчас ты уберешься на хрен отсюда. Ты, — он указал на меня — прекрати с ним разговаривать.
Мы сделали, как сказал Эдуард. Вопрос заключался в том, «как долго я смогу работать с Олафом не разговаривая с ним, и что он имел в виду под должком за запястье? Могла ли я, наконец, заставить его перестать думать обо мне как о своей подружке и жертве, или же у нас началась странная конкуренция?» Любой вариант был бы хреновым. Несколько вариантов должны были давать хоть один правильный ответ, но некоторые люди приводят только к неверным. Некоторые люди, как подделанный тест, на котором вы сможете лишь провалиться. Так или иначе, я шла на провал с Олафом, где одному из нас было суждено умереть. «Здорово», Арлекин пытался меня поймать, Мамочка Тьма хотела уничтожить мою душу и завладеть телом, а теперь один из наших людей хотел — либо отыметь меня, либо убить, или и то и другое. «Может ли быть еще хуже? Подождите, я не спрашиваю это, я знаю ответ». И ответ всегда «да». Всегда может стать хуже. «Прямо сейчас Арлекин не поймал меня, Мамочка Тьма не овладела, и мы с Олафом по-прежнему живы не заебашив друг друга». Когда я смотрю на все с этой позиции, день перестает быть таким уж дрянным.