Танечка выглядела неважнецки, вся в алых пятнах, а в классе уже стоял настоящий гул.
— А ведь она права! — крикнул вдруг Сашка. — Мы его исключили, мы его и вернем!
— А давайте проголосуем!
— Давайте!
Я не верила в свою удачу!
— Кто «за»? — спросила я дрогнувшим голосом.
Много рук.
— Кто против?
Человек шесть, выше всех руку тянет Красноперкина.
Я повернулась к Танечке.
— Мы приняли решение, — сказала я.
И сняла с себя и повязала Женьке пионерский галстук. А потом не удержалась и обняла его. Крепко-крепко…
С самого утра я чувствовал, что сегодня случится какая-то гадость. Ночной разговор помнил очень хорошо, убеждал себя, что та девочка все исправит, Женька теперь в безопасности… Но все равно на душе скребли кошки. Целая стая кошек. Или что там у них — стадо? толпа? свора? Короче, много кошек.
И гадость случилась, хотя сначала я ее и не заметил. Утром, перед школой, включил комп и проверил, что мне успели понаписать. Все обсуждали какую-то новость на форуме. Я кликнул, посмотрел. Ничего такого особенного не заметил. Просто какой-то Аноним вывесил наши ники, а рядом — фамилии. Я проверил — все в порядке, ничего не перепутано. И ники написаны правильно. Я почитал комменты, но ничего не понял — там стояли сплошные угрожающие смайлики и призывы «убиць гада ап стену!».
Только в классе я сообразил, в чем беда. То есть не сообразил, а Сушка мне объяснила.
— Наши ники, — Сушка дергала меня за рукав, наверное, чтобы я лучше проникся трагичностью ситуации, — это же главный секрет каждого человека! Теперь, когда все знают, у кого какой ник, можно же запросто полистать историю форумов и прочитать, кто что говорил. Ястреб, например, в форуме даже стихи писал! Его ж засмеют теперь!
— Погоди, Снежка, — я осторожно высвободил рукав.
Сушка вдруг покраснела так стремительно, что я испугался.
— Ты чего?
— Ничего, — буркнула она, — меня никто Снежкой не звал раньше.
«Ну и что?» — хотел сказать я, но решил не вгонять Сушку в еще большую краску. И кстати, мне было приятно, что теперь есть имя, которым только я Снежану называю.
— Погоди, — сказал я спокойно, — мы же и так все наши ники знаем.
— Не все! — Сушка побелела от злости так же быстро, как до этого покраснела. — Только свои! А теперь вся школа знает!
— Ну и флаг им в руки! Тебе-то что?!
Снежка повела плечом:
— Не хочу, чтобы каждый в моих мыслях копался! Когда я под ником, то… ну… как будто…
— Как человек-невидимка? — подсказал я.
— Ага! А теперь будут копаться… всякие…
И тут я вдруг сделал то, чего никак от себя не ожидал, — взял ее за руку.
— Вот что, Снежка! Никто тебя не обидит! Я обещаю!
У Сушки вдруг сделался такой вид, как будто я держу не ее руку, а протез, который случайно оказался прислонен к ее плечу. И ладонь стала холодная и деревянная. А у меня в голове шумело и булькало. Сейчас я был готов свернуть небольшую гору. Или даже большую.
— И гада этого найду, — заявил я. — Найду и накажу.
Сушка смотрела на меня с надеждой, но как-то жалобно.
— А то, что ники наши все узнали… Ну и пожалуйста! Я своим ником горжусь.
Я с сожалением отпустил руку Снежки (она сразу немного обмякла), вскочил на парту и громко сообщил:
— А я — Биг Билл! Понятно? И мне плевать, что все об этом знают!
Почти все вокруг радостно завопили.
Теперь, когда Снежкина ладошка не лежала в моей руке, смелости немного поубавилось, но я продолжил:
— Не знаю, кто тут решил подложить нам свинью, но он дурак! Потому что мы никого не боимся! Правда, Ястреб?!
Димка ловко вскарабкался на соседнюю парту:
— А я Ястреб! И мне тоже плевать!!!
Класс снова радостно завопил… и вдруг затих. А за спиной мы с Ястребом услышали недовольный голос историка:
— А я Николай Иванович. И меня не устраивает, что ученики прыгают по партам.
Мы быстренько расселись по местам, но я успел заметить, что Сушка мной гордится. И я стал гордиться тем, что она гордится мной.
Я решил во что бы то ни стало выполнить обещание, данное ей.
Эйфория продолжалась весь день.
После того как я повязала Женьке галстук, Танечка куда-то делась. Мы даже не заметили когда.
Отловили Красноперкину, заставили ее написать отчет о проведенном собрании. Вернее, написали мы его сами, ей только подписать осталось. Согласилась под угрозой грубой силы.
И когда она, чтоб не сбежала по дороге, под конвоем двух самых рослых мальчиков в классе понесла нашу бумажку в совет дружины, класс вдруг взревел, что нам нужен новый председатель совета отряда. Предлагали меня и Женьку. Женька сказал, что берет самоотвод в мою пользу, я сказала, что все должно быть наоборот.
А потом кто-то заорал:
— Тили-тили тесто, жених и невеста!
И я обнаружила, что мы с Женькой стоим посередине класса, взявшись за руки, и горячо что-то друг другу доказываем. И страшно испугалась, что Женька сейчас смутится и убежит, а он, наоборот, развеселился и закричал:
— Ура Ольке! Она самый лучший в мире друг!
И я тоже не смутилась и не убежала, а стояла и улыбалась. И опять мне казалось, что я наглоталась воздушных шариков.
А потом был урок истории.
Историк пришел хмурый, молчаливый. Сначала вызвал к доске Женьку. Выслушал ответ, мрачно поставил пятерку. Потом вызвал меня. У меня сердце в пятки упало, но Женька зашептал мне:
— Давай, ты справишься!
И я потопала к доске. Встала, посмотрела на класс. И уже собиралась было по привычке испугаться, но увидела перед собой лица одноклассников. Они были добрые, живые, они были готовы мне помочь. Я просто физически чувствовала их поддержку. И страха как не бывало!
В памяти всплыла страничка из учебника, я рассказала ее как по писаному, ни разу не сбившись. А еще рассказала то, что мы с Женькой в энциклопедии прочитали, а еще хотела рассказать…
Тут историк меня перебил, хмуро поставил «пять» и посадил.
И мне б задуматься о причинах его хмурости, да не до того было. Я неслась на свое место, приплясывая от счастья. Я смогла! Я стояла у доски и получила пятерку!
А после уроков мы с Женькой побежали к бабушке и всё ей рассказали. Мы хохотали, когда вспоминали, как пошла пятнами Танечка, мы хохотали, когда говорили о том, как переизбрали Красноперкину.