– Потому что это наше право.
– Это не приносит денег, – пожал он плечами.
– Косвенно это влияет. Но это не самое важное. Главное, мы сможем сказать, как должны пойти дела.
– Зачем? Я никогда в жизни не голосовал. Дела идут сами собой.
– Ты мужчина. Тебе повезло, потому что другие мужчины решают, как для них будет лучше, и голосуют соответственно. Они никогда не голосуют себе во вред – они голосуют преимущественно за то, от чего будет удобнее и им, и тебе.
Джоко многозначительно оглядел себя.
– Мне не так уж и удобно.
– Тогда голосуй, чтобы изменить это, – подсказала Мария.
– О, само собой. Я поставлю галочку на клочке бумаги и превращусь в этого чертова промышленника.
Она пожала плечами:
– Ты можешь проголосовать за человека, который пообещает провести в Уайтчапел воду и поставить здесь газовые фонари на углах.
Джоко захлопал на нее глазами. Его лицо приняло задумчивое выражение, сменившееся презрительной усмешкой.
– И кто это сделает?
– Ты можешь найти кого-нибудь, или отправиться в парламент и попытаться сделать это самому. Ты – мужчина.
– Ты чокнутая, – фыркнул Джоко. – Знаешь ли ты это? Я еще не слышал, чтобы кто-то рассуждал так же, как ты.
– Я печатаю все письма миссис Шайрс, – она встала с колен. На грубо сделанной полке над столиком стояла керосинка. Мария проверила ее бачок. К счастью, там еще оставалось немного топлива. Мария оглянулась в поисках спичек.
– Ты – мужчина, а видишь, сколько всего тебе нужно? Подумай о том, насколько больше нужд у женщины.
– Считается, что о женских нуждах заботятся мужчины, – заявил Джоко.
Мария бросила на него взгляд и сказала:
– Женщинам нужно голосовать, чтобы защитить себя от ущерба. Мужчины закрывают глаза на такие вещи, как похищение. Ты можешь себе представить? Рабство в центре Лондона в конце девятнадцатого столетия! А мужчины в правительстве с преступной халатностью покрывают его. Почему? Потому что они делают на этом деньги. Я уверена, что речь здесь идет о тысячах и тысячах фунтов.
– Как ты это вычислила? – нахмурился Джоко.
– Это нетрудно. Взгляни на тех женщин, с которыми ты разговаривал вчера. Одежда на них прекрасная – они, наверное, получают немало. А дома? Их фасады роскошнее дома миссис Шайрс. А экипажи, которые подкатывают к этому… как называется это последнее место, где мы были?
– «Лордс Дрим». Мария закатила глаза:
– Некоторые лорды побогаче, наверное, частенько любят поразвлечься. Представляю, сколько денег попадает в такие заведения – и хотелось бы мне знать, кто их получает. Девочки? Конечно, нет – не всем же везет так, как твоей знакомой из…
– Из заведения мадам де Вере. Пронси.
– Точно. Это мужчины, которые всеми мыслимыми и немыслимыми способами затаскивают туда девушек, зарабатывают на них.
Джоко неловко завозился. Мария Торн была чудесной девушкой, но иногда попросту приводила его в смущение. Леди не подобало говорить таких откровенных речей.
– Тебе не подобает рассуждать о таких заведениях.
Мария открыла баночку рядом с керосинкой и обрадовалась, обнаружив там кофейные зерна.
– В этом, мой дорогой, сила мужчин, которые управляют такими заведениями. Они держат женщин в неведении, а несведущая личность – бессильная личность. Их матери, жены, дочери никогда не поддержали бы этого, если бы знали об том. Но они ничего не знают, поэтому мужчины что хотят, то и делают.
– Это для вашего же блага, – промямлил Джоко.
– Чепуха, – зерна посыпались в кофейную мельницу. – Не для блага моей сестры, это уж точно.
Джоко закрыл глаза. Мария была права, но ему не хотелось признавать это.
– Тебе вообще не следовало влезать в это.
– Это верно. Никому не следует влезать в это. Этого вообще не должно быть. Я предпочла бы не знать этого, но вопреки желанию узнала и была потрясена. Если бы у нас, женщин, было право голоса, мы могли бы проголосовать за приличных мужчин, таких, как ты. Мы бы знали, что они поставят подобные места вне закона, закроют их все. А если они это не сделают, то наступят следующие выборы, и тогда мы забаллотируем их и проголосуем за другого, кто это сделает. Может быть, даже за женщину!
Джоко встревоженно приподнялся на локте.
– Выбрать женщину?!
– Почему бы нет? Королева нашей страны – женщина. Почему бы женщине не быть и в парламенте? Она добьется уважения женских прав. Подобные заведения…
– Ну, подобные заведения никому не приносят вреда.
Мария яростно завертела жернов кофейной мельницы.
– Они очень даже опасны, а ты лежишь здесь с ушибами и переломами именно из-за этих заведений.
– Ну, это не то…
– То самое, – Мария поставила мельницу, склонилась над ним и положила руку ему на плечо. – Ты же человек, Джоко Уолтон. Ты же добрый, хороший человек, – ее голос бы сильным, страстным, чуть взволнованным, глаза горели огнем. Она прижалась губами к ссадине на его виске. – Не тебе бы получать побои.
Джоко смутился, словно мальчишка.
– Ладно, брось…
Мария засмеялась и выпрямилась. Он не мог согнать улыбку с лица все время, пока она готовила кофе.
– Не такой уж я и хороший, – сказал он наконец.
– Ты хороший. Просто ты вынужден жить среди дурных людей, таких, как Тилли и те, кто избил тебя. Это им надо бы сидеть в тюрьме, потому что они – похитители людей и убийцы. А эти бедные женщины должны быть на свободе.
– Чтобы заниматься этим?
– Почему? Чтобы работать. Джоко уронил голову на подушку:
– Они работают.
– Я имела в виду приличную работу.
– Кто их наймет? – проворчал он. Мария глубоко вздохнула:
– Вокруг полно нанимателей и навалом работы для женщин.
Джоко скептически взглянул на нее.
– Конечно, они должны одеться поприличнее, – Мария разгладила складку на его поношенной черной рубашке. – Многие женщины находят себе приличную работу. Они зарабатывают деньги и не зависят ни от кого, кроме самих себя. Взгляни хоть на меня.
– А чем ты занимаешься? – полюбопытствовал он.
– Я – машинистка, – гордо сказала она. Неважно, что она ненавидела эту чертову пишущую машинку. Зато это превосходно доказывало ее точку зрения.
– Кто?
– Машинистка. Я работаю на пишущей машинке. Прежде я копировала письма и бумаги вручную, но теперь я работаю на машинке, которая печатает их на листках бумаги. Эти листки теперь выглядят почти как книжные страницы.