Лорд Монтегю не сводил глаз с огня в камине. Злость, чувство вины, досада боролись внутри него. В настоящее время чувство вины побеждало. Он пролежал в постели как можно дольше, притворяясь, что ушиб, полученный в «Лордс Дрим», оказался серьезнее, чем предполагали вначале. Его камердинер не впускал к нему сына, а еду ему приносили в постель.
– Отец!
Теренс страдальчески вздохнул.
– Не приставай ко мне, – сварливо потребовал он. – У меня все еще синяк на челюсти. Два моих зуба, определенно, пропали. Ты для меня просто наказание, Джордж.
– Отец, что гувернантка моих сестер делает в этом заведении?
Лорд Монтегю скрестил ноги и вжался глубже в кресло.
– Я полагаю, что она там делает то, чем ей давно хотелось заниматься. Моя жена, твоя мачеха, была вынуждена уволить ее.
– За что?
– За неподобающее поведение, – огрызнулся лорд Монтегю. – И очевидно, что заслуженно. Ты же видишь, как она кончила? Мне осталось только надеяться, что на твоих дорогих сестер не повлияли пагубно ее аморальные…
– Отец, она не хотела оставаться там, – напомнил ему Джордж.
Лорд Монтегю встряхнул головой.
– Она умоляла тебя помочь, она пыталась сбежать оттуда.
– Ну, она, без сомнения, поняла, что эта работа оказалась не совсем такой, как она ожидала, – слабо улыбнулся Монтегю. – Видишь ли, леди Гермиона прекрасно ведет заведение.
– Она ведет бордель, – решительно возразил ему сын. – Она заполняет его ужасными, мерзкими женщинами, гадкими, невежественными и, без сомнения, с дурными болезнями.
– Джордж! Давай не будем говорить об этом.
– Значит, у тебя нет намерений что-то сделать для этой бедной девушки?
Лорд Монтегю съежился в кресле.
– Это меня не касается. Она мне – никто. И тебе тоже.
– Отец, я вернусь в «Лордс Дрим» и выясню, что можно сделать для этой бедняжки.
В страхе от того, что Джордж может раскрыть его тайну, лорд Монтегю вскочил на ноги:
– Ты этого не сделаешь! Я категорически запрещаю тебе это!
– Как ее зовут? – стал допытываться Джордж.
– Я не помню. Не можешь же ты вернуться туда и потребовать эту девушку.
– Несомненно, могу, – улыбнулся Джордж. – В конце концов, а что там делают другие мужчины?
С этими словами он повернулся и пошел к двери.
– Джордж! Я настоятельно требую, чтобы ноги твоей больше не было в этом заведении!
Но дверь уже захлопнулась за сыном и наследником Монтегю.
– Пожертвование, леди Гермиона, за слово молитвы о вашей душе и за слово предостережения.
– Динсмор, ты проповедник не больше, чем я. Почему я должна давать тебе пенни на твои делишки?
Выражение лица Динсмора осталось елейным.
– Потому что у меня есть свои источники, дорогая моя.
– Сообщения с небес, – насмешливо сказала Гермиона.
– Аминь, – ответил он в тон ей. – Например, в данном случае, одна маленькая, очень маленькая птичка сообщила мне, что у вашего недавнего приобретения есть сестра, которая уже дважды обращалась в полицию.
– Она этим мало чего добьется.
– Дураки рвутся туда, куда опасаются заглядывать и ангелы.
– Объяснитесь.
Священник протянул ей бледную ладонь. Леди Гермиона открыла письменный стол и достала оттуда коробочку. Повернув ее так, чтобы Динсмор не мог заглянуть внутрь, она вытащила оттуда фунтовую банкноту и вложила ему в ладонь. Тот не шевельнулся.
– Рвач! – она добавила еще четыре.
– Имя лорда Теренса Монтегю не однажды упоминалось в рапортах Ревилла. Инспектор не дурак. Слово предостережения может сослужить вам хорошую службу, леди Гермиона. Хорошо бы вам передать его достойному барону.
– Это не подойдет, – вяло запротестовал Джоко.
– Конечно, подойдет, мой дорогой мальчик, – ответила Эйвори, похлопав его по плечу.
– О Боже, не могу же я…
– По-моему, это пальто будет смотреться на нем великолепно, – продавец отдела мужской одежды в «Хародсе» подал ему прекрасное пальто из черной шерсти.
Джоко в страхе попятился от него, оказавшись вплотную у примерочного зеркала в полный человеческий рост.
– Замечательно, – Эйвори подтвердила свое согласие кивком.
– В самом деле, мадам, это пальто новейшего стиля, сшитое по лучшим выкройкам. Обратите внимание на примечательную особенность – шалевый воротник.
– Оно стоит чертову уйму денег, – снова запротестовал Джоко.
– Чепуха, – заявила Эйвори. – Если вы хотите хорошо выглядеть, молодой человек, вы должны быть соответственно одеты.
Джоко поднял руку и поскреб голову. Она шла кругом – не от наполовину заживших ранений, а от взбудораженных нервов. Ему было не по себе в лучшем универмаге Лондона. Он боялся, что никогда не расплатится за все это.
– Просуньте, пожалуйста, руки в рукава, – обратился к нему продавец, заходя со спины и подавая ему пальто.
– У меня повреждена рука, – сказал Джоко.
– Которая?
– Э-ээ… левая.
– Тогда мы наденем рукав сначала на нее. Никакие придуманные им отговорки не могли их остановить. Продавец мужской одежды решительно облачил его в новомодное пальто черной шерсти и прекрасные кожаные мужские туфли. Когда он тщательно водрузил на светлые кудри Джоко шелковый черный цилиндр, молодой человек жалобно простонал:
– Нет!..
Но Эйвори Шайрс зааплодировала:
– Великолепно. Выбросите это старье.
– Да, мэм.
Она подставила Джоко локоть:
– Теперь, – сказала она, – ты выглядишь настоящим модным джентльменом. В таком виде тебя с восторгом примут везде – в самых лучших домах, в парламенте, даже на приеме у королевы – и, как это ни печально, в «Лордс Дрим».
– Я выгляжу полным идиотом, – подытожил ее подопечный.
Мария не глядя поставила чашку на блюдце.
– Ненавижу ожидание, – сказала она.
Герцогиня, чьи лохмотья были прикрыты длинной накидкой Марии, улыбнулась своей обычной холодной улыбкой.
– Бывают вещи и похуже.
Мария пыталась скрыть свое разочарование и досаду. К тому же у нее болела голова и ее слегка подташнивало. Миссис Шайрс повела Джоко в «Хародс», а они сидели у окна в небольшом кафе при магазине, пили чай и глядели на транспорт, проезжающий по Бромптом Роуд.