– Ох, Джоко, – прошептала она. – Пожалуйста, не уезжай.
Герцогиня закрыла глаза, но тут же открыла, потому что в ее мозгу стали проноситься ужасные картины. Грубые, злые руки разденут Бет и Пан догола, их незрелые детские тела помоют, оденут в панталончики, нижнее белье и белые чулочки, а затем отправят к безжалостным содержателям борделей. Если им повезет, то их приласкают и изнасилуют. Если не повезет, то сначала исхлещут до крови. И все для извращенных удовольствий злых стариков, калечащих детские тела и души.
Медленно и глубоко вздохнув, чтобы дурнота прошла, Герцогиня опустила голову на колени. Внезапно ей стало холодно. Солнце опускалось за дома по другую сторону парка. Наступал вечер.
– Панси, – прошептала она. – Бетти. Герцогиня встала и быстро пошла на стоянку кебов. Ей нужно побывать у русского в «Петухе Робине». Если и тот не знает, где Джоко, тогда можно будет не сомневаться, что вор уехал из города.
А если он уехал… Герцогиня содрогнулась. Она не сможет бросить детей и смириться с ужасной судьбой, уготованной Пан и Бет этими негодяями. И тогда ей придется надеть прежнюю одежду и самой пойти в «Лордс Дрим».
– Ты задумал опасный план, приятель, – русский налил Джоко выпить. – Как ты ввязался в это? Музыкант с гармошкой переходил от стола к столу.
Я поймала богатого щеголя,
Разодета я, как в кино,
Пусть живу я особенным образом,
Только мне это все равно.
Джоко поморщился на слове «щеголь», а затем усмехнулся над тем, каким он стал в последнее время. Эта песня была словно про него написана.
– Зачем ты это делаешь? – допрашивал его русский.
– Из-за Ревилла. Помнишь? У него моя бумага.
– Нет, – белые зубы здоровяка блеснули из-под черных усов. – Ревилл? Он не заставил бы тебя это делать. Та девица. Это она тебя заставила, – он подвинул стакан Джоко.
Тот потянулся к стакану:
– Ты не прав. Она тут не при чем. Это Ревилл. Русский смотрел, как Джоко опрокинул в себя жидкость, припоминая его привычку никогда не пить залпом.
Мэйзи с нагруженным подносом двигалась между столами. Мужчины снимали с него пенящиеся кружки и совали деньги за вырез ее блузки. Музыкант с гармошкой шел следом за ней, напевая:
Ох, взгляните-ка на Мэйзи…
Мужчины взорвались от хохота. Один из них схватил служанку за грудь. Та шлепнула его по руке и хихикнула.
Ведь она такая рвань,
От нее свихнусь я скоро,
Ну и баба, баба – дрянь.
Парочка подошла к столу русского:
– Угощайся, Джоко, – пропела Мэйзи в такт гармошке.
– Премного благодарен, старушка, – он поднял голову и натянуто усмехнулся. – Обо мне заботится русский.
– Занимается моим делом, – притворно огорчившись, обвинила его служанка.
– Какая разница, – ответил ей русский. Он взял бутылку и снова наполнил стакан Джоко. – Так что ты сказал?
– Ревилл! – Джоко сказал это громче, чем намеревался. Следующие слова он проговорил почти шепотом. Русский наклонился к нему, чтобы расслышать их. – Он того и гляди превратит меня в легавого.
Джоко выпил снова. Вино было теплым и горьковатым на вкус.
– Я надеюсь, что когда закончу с этим делом, то уговорю его написать мне рекомендацию. Что ты об этом думаешь? Ты только представь меня в синей форме и с бляхой на груди, – он поставил стакан и зажмурился, потому что крепкое вино обожгло ему желудок.
– Ренегат ты, – русский снова наклонил бутылку над стаканом Джоко. В стакан полилась жидкость, выплескивая на стол несколько капель, которые русский вытер пальцем.
– Тебя это не коснется, – Джоко потянул стакан к себе, слегка пролив жидкость на руку. – Это не пустые слова, вовсе нет. Я буду следователем по грязным делишкам богачей. Не какой-нибудь мелкой сошкой, а таким, как Ревилл. Я не буду простым исполнителем, я буду самолично выбивать из них пыль, – он снова выпил.
Русский печально взглянул на Джоко:
– Ты хороший парень и из тебя получится хороший легавый.
Джоко уставился на него и заморгал. В глазах у него плыл туман.
– Будь ты проклят!
– Я тоже работаю на леди, – извиняющимся тоном добавил русский.
Музыкант с гармошкой вернулся, его слова снова раздались в ушах Джоко:
Я встретил милочку свою
Толпа подхватила следующую строчку:
Вот что сделал я!
Сказал, что я ее люблю,
Вот что сделал я!
Повел ее я к «Шарту»,
Вина поставил кварту,
Хор голосов загремел, словно гром:
Вот что сделал я, старина,
Вот что сделал я!
Джоко свалился на стол. Русский поднял его за плечи и повел к стойке бара.
В это время Герцогиня открыла дверь и подбежала к Джоко:
– Нас ждет кеб.
Брови русского при виде ее полезли вверх:
– Вы с ним куда-то идете?
Она была в коротком бордовом шерстяном жакете с черной отделкой, тесно облегавшем ее узкую талию. Ее расклешенная юбка была из такой же шерсти с заплиссированными черными клиньями. В руке у нее была небольшая черная сумочка, на голове – шляпка с прикрывающей лицо вуалью.
Герцогиня протянула руку в черной перчатке и погладила Джоко по щеке:
– Я пойду с ним. Я не собираюсь отвести его в то место и бросить гам одного.
Громоподобный смех вырвался из широкой груди русского, когда тот повел бесчувственного Джоко к кебу:
– Ты больше не выглядишь как кошелка с обносками. Ты выглядишь как леди. Пожалуй, я поеду с тобой.
В переулке у «Петуха Робина» полицейские из Скотленд-Ярда, посланные Ревиллом, прождали больше получаса. Наконец они с беспечным видом вошли внутрь. При виде пустого стола русского они застыли на месте. Джоко Уолтона нигде не было видно.
– Ревилл снимет с нас бляхи, – сказал один из них.
Они унеслись прочь галопом, которым мог бы гордиться любой из призовых скакунов.
– Как вы могли упустить его? – Ревилл распахнул дверь экипажа и вылез оттуда, чтобы устроить взбучку своим подчиненным. – Он ожидал, что вы последуете за ним?
– Не знаю, – горестно сказал один из них. – Он сказал, что войдет внутрь, чтобы встретиться с сутенером. Мы ждали. Мы ждали целый час.
– Час! – вскричала Мария. – Вы ждали целый час!
Ревилл мысленно чертыхнулся на то, что она с миссис Шайрс отказались отправиться домой и предоставить это дело мужчинам. Пока у обеих складывалось самое неблагоприятное впечатление от работы отделения.