– Ну давай, – вздохнула я и решила выпить шампанского, чтобы хоть немного расслабить звенящие от напряжения нервы.
Борик и Димчик, сообразив, что пока проблем не предвидится, снова зачавкали.
Музыка закончилась. Хали подвел свою даму к столу и бережно усадил ее, затем сел сам. К нему наклонился Мустафа, и они заговорили на арабском. В этот момент в сумочке Илоны мелодично затренькал телефон. Она взяла трубку и, выслушав говорившего, отдала на арабском какое-то распоряжение. Затем, извинившись перед Хали и его отцом, поднялась и направилась к нам.
– Ну что, милочка, – торжествующе посмотрела она на Таньского, – теперь ты, надеюсь, не будешь нести чушь? Убедилась, что я была права насчет Хали? – Таньский молчала, отвернувшись. Но слегка потекшая из-за слез тушь предательски сдала хозяйку. – Вижу, что убедилась. Так вот, дамы, – наклонившись, тихо проговорила Якутович, – прибыл господин Мерави с сыновьями Мерабом и Алишером. Дочь и сестру мужчины, похоже, решили оставить дома, с матерью. Рано ее еще в свет выводить, рано! – пакостно ухмыльнулась Илона. – Я сейчас подведу к вам ваших знакомых, и будьте любезны, скажите им, что у вас все в порядке. Не позвонили, потому что очень рано уснули, устали очень. Ясно? Иначе господа Мерави вряд ли вернутся домой. Езда в автомобиле – дело опасное. Вы все поняли, надеюсь? – угрожающе прошипела она.
– Все, все, не волнуйся, – нехотя кивнула я.
– А вот мне-то как раз волноваться нечего, – шепнула напоследок Илона и, повернувшись, пошла навстречу приближавшимся трем мужчинам.
Первым, приветливо улыбаясь, шел Фархад. А следом за ним… В глазах потемнело, стало нечем дышать. Кровь почему-то с грохотом устремилась в голову и, резонируя, заметалась там. Ноги стали ватными, а руки затряслись так, что пришлось спрятать их под стол.
Потому что следом за Фархадом шел Артур, Артур Левандовский собственной персоной. А рядом с ним важно вышагивал хорошенечко залепленный аккуратной черной бородкой и черными же усами, пришлепнутый очень неплохо сделанным париком мой Лешка! Узнать его было практически невозможно, над ним поработал хороший гример, но глаза, фигура, походка, жесты!
Я опустила голову и, изо всех сил сжав под столом дрожащие руки, постаралась сконцентрироваться. Вот теперь все действительно будет в порядке. Если мы с Таньским все не испортим. Я наклонилась к самому уху безучастно сидевшей подруги и быстро прошептала:
– Таньский, молчи! Что бы ни случилось – молчи! Говорить буду только я.
– А ну, не шептаться! – приподнялся было над столом Дима, но, заметив приближавшуюся вместе с новыми гостями хозяйку, тяжело плюхнулся на место.
И несчастное ажурное креслице, никак не предназначенное служить постаментом гранитной глыбе, больше не смогло терпеть это издевательство. Трагично заломив ноги, оно рухнуло. Следом отправился и Димочка, в последней попытке сохранить равновесие ухватившийся за скатерть. Не ожидавшая такого откровенного лапанья скатерть немедленно упала в обморок прямо на Диму, мстительно забросав его всем, что на ней было.
На какое-то время все застыли, словно кто-то нажал стоп-кадр. А затем я, цепко ухватив левой рукой ладонь Таньского, правой с силой толкнула стыдливо съежившийся от собственной наготы столик прямо на Бориса, обалдело таращившегося на тихо матерившуюся на земле груду. Рассчитывать на то, что изящный столик сможет повторить подвиг креслица, не приходилось, но свою задачу он выполнил. Во-первых, освободил нам дорогу, во-вторых, задержал Бориса.
Все это заняло какие-то доли секунды, и вот я уже подбегаю к застывшей в изумлении группе людей, волоча за собой Таньского. Два метра, метр, полметра, все!
– Лешка! – всхлипнув, только и смогла выговорить я.
И тут ноги напомнили мне, что они все еще ватные, и как я вообще посмела на них бежать! Я покачнулась и начала медленно оседать, проклиная эти капризные подпорки. Вот сейчас Лешка бросится поднимать меня, отвлечется, и все опять пойдет неправильно. Господи, ну почему я всегда все порчу!
Но неожиданно для меня опорой стала Таньский. Только что я волокла за собой безучастную страдалицу, а теперь, когда она поняла, кто перед ней, рядом со мной стояла, поддерживая меня за плечи, мрачная и решительная валькирия. А трое мужчин, мгновенно сориентировавшись, окружили нас, заслонив собой.
– Ну что, госпожа Утофф, как теперь выкручиваться будешь? – с ненавистью глядя на замершую Илону, тихо проговорил Лешка. – Посмотри, сколько вокруг влиятельных и уважаемых людей, им любопытно будет узнать истинное лицо хозяйки приема.
– О чем вы, господин Майоров, не понимаю! – на английском ответила Якутович и, повернувшись к недоумевающим гостям, громко произнесла: – Все в порядке, господа, маленькое недоразумение, не обращайте внимания! Отдыхайте, можете пока потанцевать, пообщаться. Музыка! – махнула она оркестру.
Музыканты заиграли что-то веселенькое, публика, успокоившись, вернулась к приятному времяпрепровождению.
А к холодно улыбавшейся Илоне уже подошли оплошавшие гоблины. Подтянулась и местная охрана, окружив нас плотным кольцом.
– Вам не кажется, господа и дамы, что было бы гораздо удобнее отойти куда-нибудь в сторонку, – снисходительно посмотрела на нас моя бывшая однокурсница. – Наша живописная группа как-то не очень гармонирует с окружающей обстановкой.
– Дорогая, что происходит? – с тревогой обнял за плечи невесту подошедший Хали. – Кто эти люди? И почему Татиана и ее подруга так странно себя ведут?
– Мне тоже было бы любопытно это узнать, – присоединился к сыну и Мустафа. Он кивнул Артуру и Лешке. – Добрый вечер, господа. Скажите, господин Майоров, а к чему весь этот маскарад? Почему вы под чужим именем? Илона, – повернулся он к своей будущей невестке, – вы что, не пригласили на прием мужа Анны Лощининой?
– Да, Илона, – в голосе Лешки было столько презрения, что господин Салим-старший удивленно поднял брови, – объясни. Если сможешь.
– Ну, это долгая история. – Якутович старалась говорить и выглядеть хладнокровно, но капельки пота, проступившие на лбу даже сквозь слой грима, выдавали ее истинное состояние.
– Ничего, мы подождем. – Лицо Мустафы превратилось в каменную маску. Человек, пробившийся на самый верх социальной лестницы практически из подвала, может быть кем угодно, но только не наивным дураком. С безукоризненного здания Илониной лжи начала осыпаться штукатурка. Не опасно, но довольно неприятно. Якутович вцепилась в руку Хали и, криво улыбаясь, попыталась беззаботно прощебетать:
– Ой, ну что вы все так напряглись, всему ведь есть логичное объяснение.
– Дело в том, Илона, – холодно посмотрел на нее Мустафа, – что напряглись, похоже, вы.
– С чего вы взяли? – подпустила в голос кокетства Илона. Вы когда-нибудь видели кокетничающую крысу? Прелюбопытнейшее, скажу я вам, зрелище.
– Количество появившейся охраны заставило меня сделать такой вывод.