Для верности я стукнула еще раз, причем уже по падающему телу. И не надо мне говорить, что бить лежачего негуманно. Во-первых, он еще не был лежачим, а скорее летящим. А во-вторых, какой на фиг гуманизм в моей ситуации!
Упал Хаким совсем не элегантно, как-то по-простецки рухнул, некрасиво. Не отработан еще у самца этот процесс, нет должного профессионализма и изящества.
Я осторожно потыкала носком кроссовки груду у ног. Никакой реакции. Пнула посильнее – результат прежний.
Так, а дальше-то что? Дверь в мою комнату открыта, это замечательно, но вот алгоритм дальнейших действий стыдливо прятался, натягивая на голову маскировочную сеть. Я ведь понятия не имею, что там, снаружи. Вернее, кто. И сколько там этих «кто». И что они сейчас делают. Конечно, если трезво мыслить, то в два часа ночи хорошим деткам следует спать. Но вот эта конкретная детка, прикорнувшая сейчас возле моих ног, озаботилась совершенно иным времяпрепровождением.
Ладно, будем действовать, исходя из конкретных реалий. А из реалий, особенно конкретных, исходить надо с умом. Забывать его, ум, под столом настоятельно не рекомендуется, иначе исход превратится в пролет.
Очень хотелось зажать нос прищепкой и надеть хирургические перчатки, прежде чем приступить к обыску сиятельного Хакима.
Но пришлось обшаривать самца без средств индивидуальной защиты, в силу обстоятельств.
Зато я страдала не зря, в заднем кармане его джинсов обнаружился мобильный телефон, причем полностью заряженный и готовый к употреблению.
Мои руки, разумеется, немедленно затряслись. Все нужные номера телефонов, выстроившись клином и прощально курлыкая, вылетели из головы и направились в прекрасное далеко. Я еле успела ухватить за хвост последний, оказавшийся номером Сергея Львовича Левандовского. Ох уж эти мне фокусы подсознания!
Тем не менее вспомнить, к примеру, Сашкин новый, германский, номер телефона я не могла, сколько ни стреляла вслед курлыкающему клину из рогатки.
Что ж, генерал ФСБ в моем положении – не самый худший вариант. Нет, не в этом положении, сейчас мне больше нравится акушер-гинеколог, а вовсе не представитель тайной канцелярии.
Хотя и Сергей Львович весьма кстати.
Конечно, звонить кому-либо посреди ночи не принято, но я ведь не о житье-бытье хочу потрепаться.
А о чем же еще? Именно о неважнецком своем житье и совсем уж депрессивном бытье.
Тремор в руках слегка поутих, поэтому искомый номер у меня получилось набрать с первого раза. Один звонок, второй, третий… Сергей Львович, миленький, понимаю, что поздно, вы уже спите, но, пожалуйста, возьмите трубку!
– Алло, слушаю вас, – хриплый, заспанный, но самый желанный сейчас для меня голос.
– Сергей Львович, это я, Анна, – мне хотелось громко вопить, подпрыгивая от счастья, но реалии, господа, реалии.
– Господи, Аннушка, наконец-то! – пожалуйста, не надо столько искренней радости, а то я сейчас расплачусь, и он вряд ли сможет тогда хоть что-нибудь понять. – Что случилось с тобой, девочка моя? Как ты могла нас забыть?
– Сергей Львович, у меня проблемы, большие проблемы, не знаю, удастся ли мне выбраться.
– Поэтому ты звонишь ночью и говоришь почти шепотом, – генерал не спрашивал, он констатировал факт. – Где ты находишься?
– Не знаю, где-то на территории бывшей Югославии, но в какой конкретно стране – не скажу.
– Так, – Левандовский секунду помолчал. – Аннушка, а теперь кратко и внятно обрисуй ситуацию.
Я обрисовала. Уж не знаю, насколько внятно, но точно не очень кратко.
– Все, достаточно, я понял. Значит, сделаем так. Не выключай телефон и положи его в карман. Так я смогу определить твое точное местонахождение.
– А если он разрядится?
– Ничего страшного, много времени и не понадобится. Давай, доченька, действуй. И помни – ты теперь не одна. Мы с тобой, родная.
– Спасибо, – сухо и деловито поблагодарила я.
И правда, не прохлюпала, а ответила памперсно-сухо и невыносимо деловито. Конечно, пришлось ополоснуть лицо холодной водой, но вовсе не из-за едких слез.
Так, куда же пристроить понадежнее телефон? На моем спортивном костюме имелся, конечно, карман, но расположен он был на животе, словно у кенгуру. А если учесть нынешний размер моего пуза, телефон отключится незамедлительно. Какие еще емкости мы имеем на одежонке? О, капюшончик! Да еще с затяжечкой! То что надо. Я выкопала из мешка с вещами майку помягче, аккуратно завернула в нее мобильник, пристроила сие великолепие в капюшон и плотно затянула завязки. Получился компактненький такой, славный нарост на спине. Для рюкзака он располагался слишком высоко.
Ну и что, зато удобно, и он всегда со мной. Главное, на спину не заваливаться, да вроде я и не собираюсь пока, не до того.
Хаким все еще не подавал признаков жизни. Я, собственно, эти признаки у него и не искала. То, что его не убила, – я это знала точно, останки сипло дышали. А остальное меня волновало меньше всего, пусть бы он валялся овощем всю оставшуюся жизнь.
Хотя это – вряд ли. Слишком много у него костей и слишком мало мозга. Существование и так полурастительное, хуже уже не будет.
Вполне возможно, что эта могучая особь скоро очнется и начнет шуметь. Значит, мне придется еще немного задержаться и зафиксировать пациента.
Пришлось для выполнения этой благородной миссии порвать на полосы простыню. Потом спеленать мальчонку. И в качестве завершающего штриха затолкать ему в рот тапку-кролика. Не пропадать же добру.
Получилось довольно креативно. Особенно эффектно смотрелась грустная кроличья морда, торчавшая из пасти Хакима. Понимаю, это противно, но, может, тебя слегка отвлечет мысль о том, что ты спасаешь друга. Мы ведь подружились, верно? Без меня тебя выкинули бы на помойку, и ты бы погиб бесславно. А так… Спасибо тебе.
Все, теперь можно идти. А так заманчиво было бы забаррикадироваться изнутри и, экономя патроны, отстреливаться до подхода кавалерии Левандовского. Но увы, отстреливаться я могу только виноградными косточками, оставшимися после ужина. А это вряд ли нанесет ощутимый урон противнику.
Ладно, хватит отсиживаться. Вперед.
В коридоре было тихо. А еще там было темно. И пусто. В общем, то что надо, вот только в идиллическую пастораль не вписывался дощатый пол. И хотя я особенного скрипа за дверью не помню, но могу совершенно точно сказать – я обязательно наступлю на единственную там пронзительно верещащую доску.
Эх, мне бы Карлсона какого завалященького! Взгромоздилась бы я ему на закорки… на загривок, в общем. И полетели бы с ним, как два перекормленных шмеля, слипшихся от чрезмерного употребления меда. И пусть полет наш не отличался бы легкостью и изяществом, но уж над полом мы бы точно воспарили. А это главное.