И как апофеоз – шкатулка в прикроватной тумбочке, с аккуратно перевязанными разноцветными ленточками прядями волос. Явно женских. Сверху лежала светлая прядь без ленточки.
– Что, сволочь, не успел еще свежую добычу оформить? – процедил один из оперов, показывая находку понятым. – Извращенец чертов! И ведь как маскировался, гад! Интересно, а среди этих прядей есть волосы твоих жены и дочери?
– Я не понимаю, о чем вы, – в голове разрастался пульсирующий узел боли. – Это все не мое, я впервые вижу это.
– И костюм не твой?
– Костюм мой. Более того, еще утром он был на мне…
– Чистосердечное признание?
– Не говорите глупостей! Да, утром этот костюм был на мне, но в паркинге на меня напали, вырубили с помощью газового баллончика, очнулся я буквально за десять минут до вашего появления уже в другой одежде.
– Придумали бы что-нибудь более правдоподобное, – брезгливо поморщился опер.
Позвонить ему, конечно, не дали. Отвезли сначала в СИЗО, где взяли довольно унизительный анализ, а где-то через час отвели на допрос к следователю прокуратуры, который вел дело «Дракулы».
Следователь, усталый, невзрачный, словно побитый молью, мужик лет сорока, больше похожий на хорошо пьющего зоотехника колхоза «Светлый путь», жестом указал Майорову на привинченный к полу стул:
– Присаживайтесь.
– Спасибо.
– Савушкин, Савелий Савельевич. – В другое время Алексей смог бы по достоинству оценить креативность рода Савушкиных, но сейчас ему было все равно. – Старший следователь Генпрокуратуры, вот уже полгода занимаюсь вашими, Алексей Викторович, развлечениями.
– Господи, ну почему же моими-то?! – простонал Алексей, мучительно поморщившись. – У вас, случайно, нет чего-нибудь обезболивающего? Я ничего не соображаю, голова сейчас расколется. И вы еще со своим бредом! Кстати, почему мне не разрешили позвонить? Мне нужен адвокат!
– Вы уж определитесь, господин Майоров, что вам больше нужно – таблетки или адвокат, – спокойно проговорил следователь, перебирая лежавшие перед ним бумаги.
– А мне что, как приговоренному к смертной казни, положено только одно желание?
– Шутить изволите, Алексей Викторович? Весело вам?
– Послушайте, Савушкин, – Алексей сжал руками виски, удерживая боль внутри, – не изображайте следователя НКВД, хорошо? Времена уже не те, двадцать первый век за окном, если вы не заметили. Век тотальной информированности населения, когда любой школьник осведомлен о своих правах. Я вообще удивляюсь недальновидности следствия. Понимаю, дело громкое, резонансное, сверху давят, требуют результатов, и вы решили найти козла отпущения, да? Вот только объект выбрали не совсем подходящий. Я ведь не бомж бесправный, на минуточку, связей у меня достаточно и засадить себя за решетку по чудовищному и совершенно беспочвенному обвинению я не позволю! И пригласите сюда врача наконец! Мне плохо! Вы обязаны это сделать, особенно в свете недавних постановлений!
– Грамотные все стали, телевизор смотрят, – проворчал Савушкин, снимая телефонную трубку. – Врача в допросную, быстро!
Трехведерная клизма, вставленная руководством страны сотрудникам МВД после нескольких смертей в СИЗО больных подследственных, оказала-таки свое очистительное воздействие, жалобы на плохое самочувствие больше никто не отправлял в астрал.
Врач, здоровенный мужик в трескающемся на могучих плечах халате, появился буквально через три минуты. Взглянув на бледного до синевы Майорова, он вытащил тонометр и измерил Алексею давление. Укоризненно покачал головой и закопошился в принесенном с собой чемоданчике, недовольно ворча:
– По-хорошему его не мешало бы на пару дней на больничную койку уложить, с таким давлением шутки плохи. У вас оно часто поднимается?
– Не знаю, не обращал особого внимания. Ну, болит голова иногда, пару таблеток обезболивающего – и все, – равнодушно ответил Алексей, следя за тем, как шприц высасывает из ампулы прозрачную жидкость.
– Насколько я помню вашу историю, господин Майоров, – игла шприца почти безболезненно вонзилась в вену, – у вас была серьезнейшая травма головы с последующей комой. И после этого вы не следите за своим здоровьем?! Инсульта ждете? Вы ведь уже вкусили прелести лежачего существования, вам понравилось?
– Нет, конечно.
– Так чего же вы не угомонитесь никак? Ладно, это не мое дело, – проворчал здоровяк, залепив прокол лейкопластырем. – Лекарство должно подействовать минуты через три-четыре, но потом я бы настоятельно рекомендовал отвести подследственного в камеру. Вы на часы хоть смотрели? Ночные допросы, между прочим, запрещены.
– Я понял, спасибо, – невозмутимо кивнул Савушкин. – Учту.
– Учтет он, как же, – буркнул вполголоса врач, скрываясь за дверью.
А следователь, демонстративно глядя на часы, выждал ровно четыре минуты и продолжил:
– Надеюсь, вам стало лучше?
– Лучше мне станет только дома, – на самом деле комок боли сжался в крохотное пятнышко и затаился где-то над левой бровью, периодически постукивая изнутри.
– Ну-у-у, это случится не скоро, – Савушкин откинулся на спинку стула и сцепил пальцы на животе. – Если вообще случится.
– То есть?
– То и есть. Вам светит пожизненное, голубчик, ведь вместе с сегодняшней жертвой на вашем счету семь убийств, причем с отягчающими вину обстоятельствами. И это если считать только найденные трупы, а ведь есть еще и как минимум два ненайденных.
– Что вы несете?!
– Я имею в виду вашу первую жену, Анну Лощинину и вашу дочь Нику. Неужели нельзя было просто развестись? Или у вас после травмы головы крыша поехала? Так вроде времени с тех пор прошло почти десять лет, с чего бы вдруг обострение такое? Ну да ладно, этим займется судебно-психиатрическая экспертиза. Послушайте, Алексей Викторович, – участливо проговорил следователь, – я же вижу, вам действительно плохо. Давайте не будем тратить времени понапрасну, вы мне все быстренько рассказываете, и я отпускаю вас в камеру. В одиночную камеру, заметьте, а могли бы и в общую поместить.
– Ценю вашу заботу. И рад бы оказать ответную услугу, но понятия не имею, о чем вы, – устало проговорил Алексей.
– Вот так, значит? Ну, как знаете.
– Да я ничего не знаю, в том-то и дело! Я ведь уже объяснял вашим – меня сегодня вырубили…
– Да-да, я в курсе. Газовый баллончик, отключка и все такое. Глупее не придумаешь. Хотя понятно, экспромт был, некогда подумать получше.
– Я ничего не придумывал! Я действительно провалялся почти шесть часов без сознания, и за это время кто-то меня переодел, а потом, воспользовавшись ключами, подбросил в мою квартиру улики. Меня подставили, понимаете?! И это уже не в первый раз, когда-то из меня пытались сделать маньяка-педофила – не получилось. Зато теперь, вижу, готовились тщательнее. Постойте! – Алексей резко выпрямился на стуле. – У Кармановых, устроивших тогда западню на меня, вроде бы должен был уже закончиться срок! Проверьте, если они вышли, то все это – их рук дело!