– Глупо с вашей стороны думать, что я шучу. Здесь есть все, Честер. Незаконное увольнение, дискриминация по половому признаку и все такое. Пара миллионов за ущерб. Я постоянно обращаюсь в суд по подобным вопросам. Но я должна заметить, что столь великолепного дела мне еще не попадалось. Эта бедная женщина два дня находится в больнице со своим сыном. Доктор утверждает, что она не может от него отойти. Более того, он сюда звонил и все объяснил, но нет, вы, говнюки, увольняете ее за прогулы. Жду не дождусь, когда у меня будет возможность рассказать это все присяжным.
Юристам, работающим на Честера, иногда требовалось два дня, чтобы перезвонить ему, а эта баба, Дайанна Свей, умудрилась подать в суд через несколько часов после увольнения. Он медленно взял бумаги и принялся разглядывать первую страницу.
– Тут мое имя?
– Вы ее и уволили, Честер. Но не волнуйтесь, когда жюри присяжных вынесет приговор против вас лично, вы сможете объявить себя банкротом.
Честер пододвинул стул и осторожно сел.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он, указывая на стул.
– Спасибо, не хочу. Кто ваш адвокат?
– “Финдли и Бейкер”, черт подери! Но подождите немного. Дайте мне подумать. – Он полистал дело. – Дискриминация по половому признаку?
– Угу, сейчас это хорошо проходит. Создается впечатление что кто-то из ваших начальников приставал к моей клиентке. Все время говорил, что они могли бы сделать в комнате для отдыха во время перерыва. Позволяя себе грязно шутить. Гадости говорил. Все выйдет наружу на суде. Кому мне позвонить в фирме “Финдли и Бейкер”?
– Одну минуту. – Он еще полистал бумаги, потом положил их на стол. Реджи стояла у стола, глядя на него сверху вниз. Он потер виски. – Мне это ни к чему.
– Моей клиентке тоже.
– Чего же она хочет?
– Немного уважения. У вас здесь потогонная система. Вы пользуетесь безвыходным положением одиноких матерей, которые едва способны прокормить своих ребятишек на то, что вы им платите. Они не могут позволить себе жаловаться.
– Не надо лекций, ладно? Они мне без надобности. – Теперь он тер глаза. – У меня из-за всего этого возможны неприятности.
– Меньше всего меня волнуют ваши неприятности, Честер. Сегодня же копия этого искового заявления будет передана в “Мемфис пресс”, и я уверена, что завтра все это появится в газете. Семейство Свей привлекает сейчас к себе больше внимания прессы, чем хотелось бы.
– Чего же она хочет? – повторил он.
– Вы пытаетесь торговаться?
– Возможно. Не думаю, чтобы вы выиграли это дело, миссис Лав, но мне не нужна эта головная боль.
– Одной головной болью вам не отделаться, это я вам обещаю. Она зарабатывает около девятисот долларов в месяц, домой, правда, приносит шестьсот пятьдесят. Всего-навсего около одиннадцати тысяч долларов в год! Но поверьте мне, ваши расходы по этому исковому заявлению составят сумму раз в пять большую. Я могу добиться разрешения на доступ к вашим личным делам. Я возьму показания у других работниц. Я залезу в ваши финансовые отчеты. Я арестую все ваши документы. И, если я найду хоть малейшее нарушение, я извещу Комиссию по равноправной занятости. Национальное бюро по отношениям между служащими и все другие организации, которые проявят интерес к делу. Вы у меня потеряете сон, Честер. Тысячу раз пожалеете, что уволили мою клиентку.
– Так что ей нужно, черт побери? – Он ударил ладонями по столу.
Реджи взяла портфель и направилась к двери.
– Она хочет получить назад свою работу. Неплохо было бы прибавить зарплату, скажем, с шести баксов в час до девяти, если вы можете себе такое позволить. И, если не можете, все равно прибавьте. Переведите ее в другой отдел, подальше от похотливого начальника.
Честер внимательно слушал. Вроде ничего страшного.
– Она еще несколько недель пробудет в больнице. Там ей придется платить, так что надо, чтобы она продолжала получать от вас зарплату. Более того, Честер, я бы предпочла, чтобы чеки доставляли в больницу тем же способом, каким вы, ловкачи, доставили ей сегодня уведомление об увольнении. Каждую пятницу чтобы был чек! Договорились?
Он утвердительно кивнул.
– Вам дается тридцать дней на ответ на исковое заявление. Если вы будете вести себя хорошо, я откажусь от него на тридцатый день. Можете поверить мне на слово. И вы можете не говорить своим адвокатам об этом деле. Договорились?
– Договорились.
Реджи открыла дверь.
– Да, и пошлите цветы. Палата 943. С вашей визитной карточкой. Ей будет приятно. Вообще, посылайте свежие цветы каждую неделю. Идет, Честер?
Он продолжал кивать.
Реджи хлопнула дверью и покинула неприветливый офис компании “Арк-Лон”.
* * *
Марк и Рикки сидели рядом на раскладушке и смотрели в бородатое лицо доктора Гринуэя, расположившегося напротив совсем близко от них. На Рикки была поношенная пижама Марка, а на плечи накинуто одеяло. Как обычно, ему было холодно и страшно. Он себя чувствовал неуверенно, впервые покинув кровать, хотя она и находилась на расстоянии вытянутой руки. Он бы хотел, чтобы и мать была здесь, но доктор мягко настоял на том, чтобы поговорить с ребятами наедине. Гринуэй уже часов двенадцать потратил на то, чтобы завоевать доверие Рикки. Мальчик старался теснее прижаться к своему старшему брату, которому надоели все эти разговоры еще раньше, чем они начались.
Шторы были задернуты, в комнате царил полумрак, только на столике около ванной комнаты горела маленькая лампа. Гринуэй наклонился вперед, поставив локти на колени.
– А теперь, Рикки, я хочу поговорить про тот день, когда вы с Марком пошли в лес покурить. Не возражаешь?
Рикки испугался. Откуда Гринуэй узнал, что они курили?
Марк повернулся к нему и сказал:
– Все в порядке, Рикки. Я им рассказал. Мама не сердится.
– Ты помнишь, как вы пошли курить? – спросил Гринуэй.
– Да, – медленно кивнул он головой.
– Расскажи мне, что ты помнишь о том, как вы с Марком курили в лесу?
Он плотнее натянул одеяло и прижал его руками к животу.
– Мне холодно, – пробормотал он. Зубы у него стучали.