– Я расскажу все твоей маме, а завтра мы увидимся. Мальчик встал и вышел из зала в сопровождении судебного пристава.
– Мы можем идти. Ваша Честь? – спросил Финк. По его лбу катился пот. Ему хотелось поскорее выбраться из зала и сообщить Фолтриггу неприятные новости.
– С чего такая спешка, мистер Финк?
– Что вы, никакой спешки, Ваша Честь.
– Тогда расслабьтесь. Я хочу поговорить минутку с вами, ребятки, и с теми, что из ФБР. Не для протокола. – Гарри отпустил стенографистку и пожилую даму. Вошли Мактьюн и Льюис и сели за спинами юристов.
Гарри расстегнул молнию на мантии, но снимать ее не стал. Вытер лицо бумажной салфеткой и допил чай. Все молча ждали.
– Я не собираюсь держать этого ребенка в тюрьме, – произнес он, глядя на Реджи. – Может, несколько дней, но не дольше. Мне ясно, что он знает что-то чрезвычайно важное, и он обязан нам все рассказать.
Финк закивал.
– Он напуган, что вполне объяснимо. Возможно, нам удастся убедить его заговорить, если мы гарантируем безопасность ему, а также его матери и брату. Я бы хотел, чтобы мистер Льюис помог нам в этом смысле. Готов выслушать любые предложения.
К.О.Льюис был тут как тут.
– Ваша Честь, мы уже предприняли предварительные шаги, чтобы распространить на него нашу программу защиты свидетелей.
– Я о ней слышал, мистер Льюис, но подробностей не знаю.
– Все очень просто. Мы перевозим семью в другой город. Даем им новые имена и соответствующие документы. Находим хорошую работу для матери и удобное жилье. Не трейлер там или квартиру, а дом. Мы отправляем мальчиков в хорошую школу. Ну, а для начала даем приличную сумму наличными. И мы всегда рядом.
– Звучит соблазнительно, миссис Лав, – откликнулся Гарри.
Так оно и было. Сейчас у семьи нет дома. Работа у Дайанны крайне тяжелая. И никакой родии в Мемфисе.
– Их сейчас нельзя трогать, – заметила Реджи. – Рикки должен находиться в больнице.
– Мы уже вели переговоры с детской психиатрической больницей в Портленде, которая готова немедленно принять его, – сообщил Льюис. – Она частная, не благотворительная, как больница Святого Петра, одна из лучших в стране. Они примут его в любое время. Разумеется, мы заплатим. После того как он поправится, мы переселим семью в другой город.
– Как много понадобится времени, чтобы задействовать эту программу для всей семьи? – спросил Гарри.
– Меньше недели, – ответил Льюис. – Директор Войлз объявил это дело сверхсрочным. Бумажная волокита займет несколько дней, ведь нужно новое водительское удостоверение, новые карточки соцобеспечения, свидетельства о рождении, кредитные карточки и все прочее. Семья должна принять решение, и матери следует определить, куда они хотят поехать. А остальное все за нами.
– Что вы думаете, миссис Лав? Пойдет на это миссис Свей?
– Я с ней поговорю, Ваша Честь. Ей сейчас очень трудно. Один ребенок в коме, второй – в тюрьме. К тому же она все потеряла при пожаре вчера ночью. Мысль сбежать куда глаза глядят среди ночи вряд ли покажется ей слишком привлекательной, по крайней мере на данный момент.
– Но вы попытаетесь?
– Да, конечно.
– Как вы полагаете, она сможет завтра прийти в суд? Мне бы хотелось с ней поговорить.
– Я спрошу врача.
– Прекрасно. Слушание прерывается. До встречи завтра в полдень.
* * *
Судебный пристав передал Марка двум мемфисским полицейским в гражданской одежде, которые вывели его через боковую дверь прямо на автомобильную стоянку. Когда они ушли, пристав взобрался по лестнице на второй этаж и быстро прошел в пустую комнату для отдыха. Не совсем пустую – там его ждал Слик Мюллер.
Они встали рядом у писсуаров, разглядывая надписи на стене.
– Мы здесь одни?
– Угу. Что случилось? – Слик расстегнул ширинку. – Поторопись.
– Мальчишка не хочет говорить. Отправили назад в тюрьму. Оскорбление суда.
– Что он знает?
– Я бы сказал, знает все. Яснее ясного. Он рассказал, что был в машине с Клиффордом, они говорили о том о сем, а когда Гарри поднадавил на него по поводу новоорлеанского дела, мальчишка вцепился в Пятую поправку. Крутой поганец.
– Но он знает?
– О, точно знает. Но не говорит. Судья вызывает его снова завтра в полдень. Надеется, что он за ночь передумает.
Слик застегнул штаны и отошел от писсуара. Достал сложенную стодолларовую бумажку и протянул ее судебному приставу.
– Я вам ничего не говорил, – предупредил тот.
– Ты же мне доверяешь, верно?
– Конечно. – И он в самом деле доверял. Слик Мюллер никогда не предавал своих осведомителей.
* * *
Мюллер разместил троих фотографов вокруг здания суда. Он тут все знал лучше, чем полицейские, и сообразил, что скорее всего они воспользуются боковой дверью, служившей для доставки грузов, чтобы побыстрее вывести ребенка. Именно так они и поступили. Им удалось почти что добраться до своей машины без опознавательных знаков, когда полная женщина в военной форме выскочила из фургона и сделала “никоном” несколько снимков. Полицейские заорали, попытались спрятать мальчишку за своими спинами, но было уже поздно. Они бегом бросились к машине и втолкнули его на заднее сиденье.
“Ну все, – подумал Марк, – дальше уж и ехать некуда”. Было еще всего два часа дня, а он уже успел узнать о сгоревшем трейлере, был арестован в больнице, посидел в тюрьме, пообщался с судьей Рузвельтом, а теперь еще один чертов фотограф сделал снимок, так что наверняка он снова появится завтра на первых полосах газет.
Завизжали шины, машина рванула вперед. Он вжался в сиденье. Болел живот – не от голода, от страха. Он снова был совершенно один.