– Что ж так мало налил? – спросил Рамон, покрутив носом над кружкой.
– Так ведь арманьяк, а не сивуха. Его смаковать надо.
– А-а. Ну давай посмакуем за твою поездку. Везунчик ты, Ларс! М-м… И сколько такая бутылка стоит?
– На Земле или у нас?
– У нас.
– Не скажу. С табуретки упадешь.
Рамон выпил, поцокал языком, закатил глаза и вдруг хмыкнул.
– С того места, где я, еще ниже упасть трудно. А вот ты, кажется, в гору лезешь. На Землю вон собрался… Надолго?
– На полгода. Стажировка там, стажировка сям, ну и вообще… посмотреть. Для кругозора.
– За что ж такие блага?
– За успехи в учебе, – объявил я не без гордости. – Кое-кто считает, что у меня светлая голова, хотя на самом деле она просто крепкая. Использую мнеморедуктор – и до сих пор не шизик.
– Ну, тогда у тебя еще все впереди, – с ухмылкой заявил Рамон. – А кем ты станешь-то, когда выучишься?
– Инженером широкого профиля. От механики до электроники, от строительного дела до кварковой энергетики и гипертранспорта. Ну и так далее. Сейчас вникаю в химическое машиностроение.
– Всего понемногу, значит?
– Наоборот, всего помногу. На Земле инженеров пруд пруди, там у них узкая специализация, они могут себе это позволить, а у нас инженеров кот наплакал, приходится быть универсалами. Считается, что пороха мы не изобретем, но толково применить уже придуманное вполне можем. Еще нам дают экономику плюс кое-что по мелочи для общего развития.
– А что студенты – не съезжают с катушек?
– Некоторые не без этого. Хотя кто может съехать, у тех программы изначально попроще.
– А ты, значит, в элиту попал, да?
– Ну я же говорю – голова крепкая…
– Испытать, что ли? – Рамон еще раз хмыкнул и поискал взглядом по углам. – Пошли на двор, там у меня дрын хороший лежит.
– Э! Э! Я не о черепных костях говорил!
Вскочил в показном ужасе. Мы посмеялись и выпили еще по граммульке. Вообще-то чувство юмора у Рамона примитивное, и было время, когда меня оно раздражало, но теперь я ему подыгрывал. Почему бы не доставить удовольствие хорошему человеку, если это тебе ничего не стоит? Природа, как и человек, редко упускает случай сделать что-нибудь неправильно, если имеется такая возможность. Вот и Рамон – надежнейший товарищ, отличный мужик, умница, а шутки у него пещерные.
Кстати, о пещерах…
– Слыхал, – спросил я, – на Северном материке университетская экспедиция нашла наскальные рисунки?
– Слыхал, – отозвался Рамон. – И что?
– Смешно, вот что. Даже странно, что не нашли скелет питекантропа.
– Может, еще найдут…
– Вот-вот! А датировка тех наскальных изображений определена в пятнадцать тысяч лет. Каково? – Я засмеялся.
Рамон только пожал плечами – ну и что тут, мол, такого. Я не стал развивать тему, хотя про себя еще подхихикивал. Какие могут быть пятнадцать тысячелетий, если еще триста лет назад на Тверди не было ни одного человека? Не знаю, какой троглодит оставил в пещере росписи, но только не древний. Чудаки люди, честное слово. Если уж кого интересует настенная живопись, то проще обойти общественные уборные в Новом Пекине и переулки рабочих окраин – там этих рисунков… И надписей полно, причем каждая вторая касается интимной жизни премьер-губернатора. Вот поле для изучения!
– Ты, значит, не веришь, что нашей цивилизации десятки тысяч лет? – спросил вдруг Рамон.
Я хрюкнул в кулак.
– Откуда десятки тысяч? Вообще-то дата переселения на Твердь первой партии колонистов известна с точностью до часа…
– Если только это была первая партия, – спокойно заметил Рамон.
Я помолчал несколько секунд. Мысль была интересная. Если я правильно запомнил, галактическая экспансия человечества началась за сто семнадцать земных лет до колонизации Тверди.
– Если даже земляне начали бы колонизацию Галактики с Тверди, то все равно…
– А если не земляне? – перебил Рамон. – Вспомни-ка Врата в джунглях, а я налью, пока ты будешь вспоминать.
Мне не пришлось копаться в памяти, да и как можно забыть такое? Пять лет назад я честно поведал Рамону историю о Вратах у Одинокой горы. Не сразу, разумеется, а поняв сначала две вещи: во-первых, Рамон – человек стоящий, а во-вторых, я не Майлз Залесски, а чужие Врата не месторождение скандия, так что дивидендов мне с них не получить. Да еще останусь ли жив? Ведь дураку было понятно: чужаки каким-то образом засекли меня, когда я увидел Врата в первый раз, и, пытаясь убрать нежелательного свидетеля, выследили нас, только застрелили не меня, а Джафара. Глупая случайность. Это мои мозги должны были растечься по дядиной подушке. Чужаки ни в коем случае не стремились привлечь к себе наше внимание. Не знаю, что они делали на нашей планете, но, судя по их методам, ничего хорошего для нас.
Зато радовало, что они не всесильны. Я узнал о существовании чужаков, убил одного из них, а сам остался жив – вот лучшее тому доказательство. Пусть они могущественны, пусть настроены враждебно к нам – наше положение не безнадежно. На практике доказано: чужаков можно убить. Чужаки могут быть нерасторопны, могут совершить глупость, могут попросту струсить, как струсил тот, что опрометью метнулся от меня во Врата. Правда, по-прежнему оставался нерешенным вопрос, кто они такие и откуда. Пять лет назад, как только я объявил Рамону, что полностью здоров, он, сбросив дела по лесничеству на помощника, лично доставил меня на хутор к маме, но не объездной дорогой. И не кратчайшим путем через Дикую территорию. Дав крюк, мы наведались к Одинокой горе, причем Рамон взял с собой двух вооруженных лесорубов – угрюмых типов самого бандитского вида. Может, у них и были в прошлом нелады с законом, поскольку стреляли они без промаха и эмоций.
Врат не было. Отсыпаясь днем, мы потратили на прочесывание три ночи, обшарили, наверное, с полсотни квадратных километров джунглей, дважды поднимались на Одинокую гору – и все без толку. Врата просто исчезли. Рамон сухо интересовался, не страдаю ли я галлюцинациями. Я отыскал и показал ему место моего боя с чужаками. От моей бедной кобылы остались лишь немногие осколки дочиста обглоданных и разгрызенных костей – падальщики постарались на славу. Я нашел остатки сбруи, несколько гильз – и только. Ни Врат, ни трупа чужака. Но Рамон поверил мне.
Два года спустя мы повторили ту же экскурсию. Опять пусто. Рамон сказал, что это ничего, главное было убедиться, что чужаки, кем бы они ни были, не такие уж ослы. Либо они оставили Твердь в покое, либо, что гораздо вероятнее, перенесли Врата в менее доступное место.
От такого умозаключения мне стало неуютно. Чего нужно людям на чужой планете? Ну ясно – им нужна сама планета! Что еще может быть нужно людям? Мысль о том, что где-то по моей Тверди бродят чужаки, присматриваясь к ее нетронутым богатствам и соображая, как ловчее прибрать их к рукам, была невыносимой. А делать нечего – с этой мыслью мне отныне предстояло жить.