Я уперся. Архангел, полубог, повелитель одного из страшных и до жути непонятных черных кораблей, преобразователь материи, корректор действительности и так далее, я оставался для Ореола тем, кем и был, – мусорщиком. Совершенно ясно, что это обозначение профессии ввели в обиход ореолиты – сами мусорщики придумали бы что-нибудь более лестное для себя, скажем, «уполномоченные по делам человечества». Ореолитов не интересовало самолюбие мусорщиков. Пользуясь между собой обращением «равный», они подчас снисходительно терпели такую фамильярность и от мусорщиков, но на дальнейшие уступки не шли. Ореолит – это ореолит, а человек – это всего лишь человек, и точка. Могущество при жизни и приятное посмертие – что этим людям еще надо? И без того переплачено, расчет окончен.
Логика безупречная, с точки зрения ореолитов. В конце концов, спившегося, свихнувшегося или взбунтовавшегося мусорщика нетрудно заменить.
– Ты знаешь других мусорщиков? – спросил я как-то раз.
– Некоторых, – кивнул он. – А что?
– Если бы они однажды встретились и договорились между собой… – начал я.
Вилли долго хохотал, трясясь в конвульсиях и расплескивая глисс.
– Еще один ниспровергатель, – сказал он, нахохотавшись вволю. – Потрясатель основ. Одной революции тебе мало? Во-первых, нас прихлопнут шутя. Во-вторых, кураторы существуют не зря и примут меры задолго до серьезного противодействия. В-третьих, ну кто из нас откажется от рая после смерти, сам подумай! Это ведь не поповские сказки, каждый мусорщик видел этот рай своими глазами и верит в него!
– Ты тоже веришь? – спросил я.
– Верю, потому что знаю: устроить каждому из нас персональный рай ореолитам нетрудно. Это сущий пустяк по сравнению с тем, что они вытворяют в Ореоле, и бесконечно малая величина по сравнению с созданием самого Ореола! Вот там была работенка!.. И не морочь мне голову, ты тоже веришь в свой рай! Выпей-ка лучше и отбрось сомнения!
Выпить-то я выпил, но мои сомнения остались при мне. Нет, в бесполезности бунта мусорщиков Вилли меня убедил, да я и сам затеял этот разговор без далеко идущих намерений. Психология, однако, брала свое. Проклятая человеческая психология! Все-таки быть мусорщиком Ореола и иметь какие угодно мозги, кроме бараньих, было непросто.
– Свинья ты неблагодарная, – добавил Вилли, прихлебывая глисс, как чай. – Тебе оказали доверие и высокую, можно сказать, честь, а ты какие разговоры ведешь?
– А я не о революции говорил.
– А о чем? О создании профсоюза мусорщиков, что ли? Уже очень весело.
– Я чисто теоретически…
– Дохлая это теория. И чтобы я от тебя крамолы больше не слышал! Уловил?
Я уловил вполне. В конце концов, мы находились в корабле, и он мог выдать нас куратору. Для него-то и предназначался этот разговор. Был бы я стопроцентно лоялен, не имел бы никаких сомнений, служил бы Ореолу как собачонка, – поверил бы я сам себе? Ни в коем случае. И куратор не поверил бы мне. Сомнения, размышления, наивное фрондерство, затем осознание своего места – нормальные стадии превращения неофита в добросовестного сотрудника. В некоторых структурах думают иначе, но там-то как раз больше всего ренегатов. Словом, я знал, что говорить, и догадывался, что Вилли видит мою игру насквозь.
Больше я к этой теме не возвращался.
– Тебе нужен отпуск, – сказал мне Вилли вскоре после того достопамятного разговора. – Поживи-ка несколько недель на Тверди, навести родных и друзей. Ты что-то заскучал, я вижу.
– А работа? – спросил я.
– Не волк. Мало сейчас работы, я и один прекрасно справлюсь.
– Сопьешься ты, а не справишься, – проворчал я.
– Не сопьюсь, – махнул рукой Вилли, – корабль не даст. А тебе нужен отдых, я вижу. И не спорь. Всякому новичку спустя какое-то время нужен отдых – просто для пользы дела. Потом я заберу тебя.
– Потом – это когда?
– Когда тебе надоест отдыхать, я сам тебя найду. Постажируешься еще какое-то время, а там, глядишь, получишь свой корабль – и прости-прощай. Вряд ли мы потом с тобой увидимся.
С его слов я знал, что встреча двух мусорщиков – большая редкость и происходит чаще всего по случайности. Похоже на правду: за год мы не встретились ни с одним нашим коллегой. Не было ни совместных операций, ни общих вызовов в Ореол.
– Когда мы летим на Твердь? – спросил я.
– Мы уже на месте. Через пять минут ты будешь дома.
– Постой, погоди, дай опомниться…
Добродушный фермер, везущий в Степнянск полную телегу овощей, подбросил меня до городской окраины, но потребовал плату. Фермер был совершенно патриархального вида, и трактор его дышал на ладан, и телега с присохшим к колесам навозом исколесила очень много дрянных дорог, словом, на первый взгляд ничего не изменилось на моей Тверди, если не считать требования денег. Люди эволюционировали быстрее техники. Во времена моего детства и юности никому бы и в голову не пришло наживаться на пустяковых услугах – мелочно-жадного хмыря соседи подвергли бы бойкоту. Мы были бедны и сознавали это, но знали также и то, что в наших невзгодах виновна метрополия, а не свой брат-твердианин.
Наивно? Еще как. Но до чего же здорово!
– Счастливо добраться! – напутствовал меня скопидом.
– Счастливо разбогатеть, – ответил ему я. Он заулыбался, не уловив иронии.
До центра города я добрался пешком. Степнянск – не Новый Пекин, его можно пройти из конца в конец за какой-нибудь час, а если быстрым шагом, то и за полчаса. Помнится, нашей темпированной боевой группе понадобилось всего несколько минут, чтобы домчаться от окраины до центральной площади, вдобавок отстреливая по пути земных десантников и местных полицейских. Еще тогда я удивлялся, как, оказывается, мал наш городок! А он и вправду мал, хотя уступает только Новому Пекину. Зато насколько уступает! Вернувшись на Твердь с Марции, я был поражен размахом строительства в столице. Откуда что взялось? Ответ я нашел сейчас: из провинции. Хм, если это продолжится, то очень скоро мои соотечественники возненавидят столичных жителей точно так же, как мы когда-то ненавидели землян…
Почему бы и нет? Надо же людям кого-то ненавидеть, не всех же любить. Сегодня ненавидят тех, завтра этих. Кто затруднится с выбором объекта ненависти, тому подскажут. Местные кукловоды кое-чему научились, и только куклы ничему не учатся и учиться не умеют. Придет время – опять начнут лить свою и чужую кровь, причем из самых высоких побуждений, и опять, конечно, останутся в дураках!
Так было, так будет. Я даже полагал крамольно, что в том и состоит счастье – нет, не отдельного человека, конечно, а всего человечества. Мол, упоенно повторяя старые ошибки, по крайней мере не наделаешь новых, куда более серьезных, а то и фатальных… Может быть. Но теперь появился Ореол, и это изменило всю картину. Как ни крути, а выходило, что человечество Ореолу все-таки необходимо или, по меньшей мере, желательно. Пусть всего-навсего как мусорный бак. Обидно? Возможно. А только мусорный бак – вещь полезнейшая, попробуйте-ка обойтись без него!