Я упал на спину, пребольно ударившись о скамью, а над моей головой сверкнула молния. Я не знал, попал ли охранник в тварь, да и знать не хотел. Какой смысл убить одну, когда их тысячи и до выживших все равно не дойдет предметный урок? Главное – я не выпустил геолокатор. Картинка получилась вполне отчетливо: под стометровой мешаниной бурой жижи, корней, погруженных скоплений мертвой и живой органики располагался примерно такой же толщины слой рыхлых осадков, ниже шли доломиты и сланцы, свидетельствующие о том, что миллионы лет назад здесь плескались морские волны, а еще ниже лежал гранитный купол, очень древний, поломанный вкривь и вкось древними катаклизмами. По трещинам змеились рудные жилы, иные из них внедрялись в доломиты. По меркам любой планеты – чепуховая глубина, строй шахту и знай себе добывай руду. Но не в Преисподней.
– Успел? – спросил, не поворачивая головы, водитель и тотчас пригнулся – над ним просвистело ползучее щупальце толщиной с бревно. Пригнулся и охранник, а мне не надо было пригибаться, потому что куда же может пригнуться лежащий?
– Мне приятнее, что ты успел…
– Ха! – Водитель на миг повернул ко мне чумазую рожу. – Мне тоже. Повторим еще разок?
– Конечно.
Я сбросил картинку в память локатора и указал направление. Катер резво шел, таща за кормой шлейф грязевой пыли. Под нами копошилась, размножалась и пожирала друг друга чужая жизнь – алчная, напористая, безмозглая, видящая в человеке не конкурента, а пищу. Любая болотная тварь опасна. Есть прозрачные студенистые существа величиной с ноготь, смотреть не на что, но укус их смертелен. Есть и монстры размером с доисторических водных рептилий Земли. Я знал, что катер на воздушной подушке отпугивает многих тварей, но некоторых – наоборот, привлекает. Особенно самых крупных и сильных, царьков местной природы, ничего не боящихся. Я рисковал. Далеко не в первый и даже не в двадцатый раз.
Если сельва не убила быстро, это не значит, что она вообще не убьет…
Одна из местных поговорок. Их сотни. В большинстве из них сквозит фатальность, приправленная юмором висельника. Что ни делай, итог один и тот же. Если тебе повезло и ты дожил до конца срока контракта, это еще не значит, что ты свободен как ветер. Под разными предлогами тебя постараются задержать. Заманят жалованьем. Задурят голову. Просто обманут. Преисподней, как и всей Прокне, нужны люди, а специалисты – втройне. Натурализованный контрактник – тот же раб. Самой физиологией он накрепко привязан к этой планете. Он подохнет от земного воздуха. Он восприимчив к местным болезням, а среди них есть такие, что зараженный сгнивает заживо за несколько часов. Ничуть не трудно объявить карантин, или сослаться на отсутствие транспорта, или просто запретить ренатурализацию под любым надуманным предлогом. Работай, спец! Ты нужен!
Видел я разные дыры, но Преисподняя побила все рекорды. Здесь не было даже мобильной связи. Здесь медики то и дело описывали новые, не известные доселе болезни, а краткий перечень опасных для человека макроорганизмов занимал целый том. Здесь нельзя было жить, и здесь по существу не жили. Но работали. Земле требовался рений. Редкоземельные металлы ей тоже требовались, и чем больше, тем лучше. Их добывали в предгорьях широтного хребта, в холодных степях за хребтом и еще где-то на островах. Беда заключалась в том, что над самыми богатыми месторождениями раскинулась сельва. Легла и расползлась – возьми-ка! Мое! Не дам!
Сельва Прокны – это нечто особенное. Сверху она выглядит как обыкновенный тропический лес и здорово напоминает твердианские джунгли. Надо знать, что среди деревьев есть плавучие формы, а есть и такие, что прорастают сквозь болотную толщу, выбрасывая наверх вроде бы полноценное дерево со стволом и развесистой кроной, а на деле – лишь верхушку. Сельва Прокны – это такое место, где удивляешься, если под ногами вдруг оказывается твердая почва, а не вонючая болотная жижа или дрожащий кисель из примитивной органики.
Есть и проплешины, смахивающие на обыкновенные болота. Топография их все время меняется. Много деревьев и кустов – неподвижных, шагающих, ползающих, обыкновенных и плотоядных. Скользящие лианы, прячущиеся в их зарослях, обычно вялы, зато в прилив, особенно в сезон муссонов, они проворны, как настоящие змеи, и более, чем змеи, опасны.
Смежные с Новым Сальвадором территории – Новая Либерия, Новый Эссекс, Новый Валдай и Новый Пфальц – тоже не были подарком, но все-таки они находились на окраине болотистой котловины, тогда как Преисподняя – в самом ее центре. Зря меня таскали по гнилым лесам и ядовитым болотам Новой Гвинеи. Моим инструкторам казалось, что это даст мне какую-никакую подготовку. Куда там! Я и представить себе не мог, что ждет меня на Прокне.
Вначале, правда, планета казалась приемлемой – но то была Международная зона. Оазис. Плоскогорье над океаном сельвы. Никаких болот, гадов, болезней и влажной жары. Правда, воздух мало годился для дыхания, в чем тотчас убедился один контрактник из нашей группы, на одну секунду снявший маску. Не летально, но приятного мало. Нас ждала натурализация, и пока мы ее не прошли, дыхательные маски явились для нас более важным предметом экипировки, чем штаны.
Натурализационная камера… Тем, кто не бывал на Прииске, она казалась чудом биотехники – я же знал, какая это древняя заваль. Чтобы приспособить организм к местным условиям, приходится менять его биохимию, а значит, корректировать геном. Технология тончайшая и должна работать без сбоев. На практике случалось и так, и эдак. Неудачникам контракт сулил всевозможные компенсации – хоть какое-то утешение для навсегда потерявших здоровье. На мелкие проблемы с самочувствием никто не обращал внимания. Почти все завербовавшиеся были молоды, и денежное вознаграждение интересовало их куда больше, чем пугала перспектива инвалидности. «Кто угодно, только не я!» – так думали они, и большинству из них действительно везло. Натурализационные камеры работали все же прилично, несмотря на моральную устарелость и физический износ.
Повезло и мне. Мой организм сносно перенес модификацию. Спустя несколько дней я уже привыкал к местной пище и дивился новым ощущениям. Например, оказалось, что запах аммиака приятен, а озон, напротив, воняет совершенно непотребно. На мой внешний облик натурализация практически не повлияла, разве что мои желтые глаза стали еще желтее, но разве мне есть дело до того, какого цвета у меня глаза?
Нас разделили – кого куда. В Новый Сальвадор отправилось пятеро. Наверное, не одному мне показалось, что на нашу малую группу смотрят с сожалением. И не один я подумал, хорохорясь: а, чепуха, прорвемся!
Через месяц нас осталось трое. Через два месяца – двое: я в «поле» и Гарсиа в госпитале. Его ждала отправка на Землю – с положенной по контракту компенсацией за потерянную правую руку. Ему еще повезло, что выскочившая из жидкой грязи торпедообразная тварь слегка промахнулась и скусила только конечность. Могла бы и голову. Повезло и в том, что пострадавшего удалось доставить в госпиталь раньше, чем он истек кровью.
Третий месяц я занимался картографированием недр Преисподней и был не только жив, но и не ранен. Везение? Пожалуй. Мне повезло, что я родился на Тверди и научился кое-чему еще в детстве, повезло, что я в юности слонялся по Дикой территории, повезло, что джунгли стали мне домом родным, когда мы дрались за независимость… Но и здравый смысл говорил свое. Не имей я полезных навыков, кем я согласился бы завербоваться в Преисподнюю? Разве что клерком. Контрактники, родившиеся на Земле в одном из ее городов-муравейников, здорово ошиблись. Некоторых из них мне было жаль – другие сами заслужили свою участь. Жадность, глупость и романтические бредни – убойная смесь для того, кто носит ее в голове.