Удивительные люди! На самые малые трудности они реагируют как насекомые — падают на спину и лапками сучат. Даже когда ты все сделаешь сам, разжуешь и в рот положишь, боятся проглотить. И самое удивительное — таких большинство. Встретить человека инициативного, энергичного, целеустремленного — большая удача. Созерцатели чертовы! Что они там созерцают? Просто лентяи и эгоисты.
— Дарья! — закричала она. — Куда пошла к бабушке без повязки? Сколько раз я буду повторять? Закрой марлей нос и рот!
— Мама, когда ты дома, — сказала Даша, натягивая повязку, — наша квартира превращается в штаб военных действий. Все время приказываешь, а мы должны носиться и выполнять твои распоряжения.
Да, девочка не по годам развита. Она еще хлебнет с дочерью лиха. То ли дело Кирилл, отрада материнскому сердцу. Счастье, что дети не заразились. И она тоже. Впрочем, она и не могла заболеть — болеть некогда.
Хорошо поставленное дело может некоторое время обходиться без руководителя. Если директор школы уехал, то уроки не отменят, они пройдут своим чередом. Главное, чтобы тетя Фрося вовремя давала звонки на перемену и с перемены. Еще лучше — заменить тетю Фросю автоматическими часами.
За время вынужденного отсутствия Анны в центре ничего чрезвычайного не произошло. Конечно, народ отдохнул от “штаба военных действий”, но встречали ее хорошо. Анна шла по коридорам, отвечала на приветствия и видела на лицах доброжелательные улыбки. С кем-то она просто здоровалась, другие останавливали, справлялись о здоровье близких — и все, оказывается, были рады ее видеть, довольны, что вот она появилась, займет свое место и жизнь снова покатится по прежнему руслу. Она и сама испытывала подъем духа, возвращаясь к занятию любимым делом. Их с Татьяной отец работал экономистом на крупном предприятии, но больше всего любил столярничать. В выходные дни он, направляясь к своему верстачку, чтобы сделать очередную табуретку или стульчик, довольно потирал в предвкушении работы руки. И ей сейчас так же хотелось потереть руки.
Настя сделала новую прическу — выкрасила тонкие пряди волос в золотистый цвет и коротко подстригла затылок.
— Класс! — похвалила Анна. Словечко она подхватила у дочери. — Жаль, мне так не пойдет.
Смоляно-черные волосы Анны, уложенные в каре на прямой пробор, не переносили никаких ухищрений.
— Вам пойдет цвет “баклажан”, — посоветовала Настя, — или “перезрелая вишня”.
— Перезрелая, — усмехнулась Анна, — хорошо сказано.
Она открыла дверь кабинета, сделала несколько шагов и вздрогнула, словно получив сразу два удара: в нос ударил запах дешевого одеколона и еще чего-то… да, именно нестираных носков, а в уши — раскаты чудовищного храпа. Источник запаха и звука, мужчина в черной кожаной куртке, располагался на диване. Рядом с диваном стояли его ботинки.
Пораженная увиденным, услышанным и унюханным, Анна несколько секунд смотрела на спящего, потом вернулась в приемную.
— Это что? — спросила она Настю, указывая на дверь кабинета.
Настя бросилась смотреть, а вернувшись, зашептала:
— Это милиционер. Он к вам пришел. Я просила подождать, а потом вышла на минутку, а он, оказывается, зашел к вам, а я думала — ушел, и… и спит.
— Что ты шепчешь? Он здесь до второго пришествия дрыхнуть собрался? Буди его и проветри кабинет.
Значит, на Ольгу подали в суд. Или на центр? Позвать юриста? Нет, сначала поговорю с этим вонючкой сама. Вот тебе и ничего чрезвычайного! Славно день начинается.
Когда она вошла в кабинет, милиционер уже обулся, причесывал пятерней темно-русые волосы, всклокоченные во сне. Среднего роста, лицо мальчишечье, но вокруг глаз морщинки — ему лет тридцать шесть. Брюки смяты гармошкой, ворот темного свитера оттопырен — таскает неделями без стирки.
— Здравствуйте, — сказал он Анне.
— Доброе утро! С пробуждением!
— Спасибо. — Он ничуть не смутился ее насмешливым тоном.
Потом вдруг поднял руки и с рыком сладко потянулся, хрустнув суставами, тряхнул головой, прогоняя остатки сна.
Анна медленно опустилась в кресло. Никаких сомнений — тот самый, давно забытый толчок. Удар крови в низ живота, в грудь, в сердце. Вот так номер! Позорище! Дожила! Испытать призывный импульс от вида неряхи милиционера!
— Майор Дмитрий Дмитриевич Сусликов, — представился он. — Удостоверение показать?
— Обязательно!
Анна взяла документы, встала и прошла к своему столу. Она злилась на свое бестолковое тело, но и с интересом к нему прислушивалась. Успокоился, глупый организм? То-то же, успокаивайся.
— Чай, кофе? — заглянула Настя.
Анна не успела ответить, как Сусликов попросил:
— А нет ли у вас, милая девушка, колбасы или сыра?
Нахал. Голодный нахал.
— Сделай бутерброды, — кивнула Анна. — По второму номеру.
— Ясно, — ухмыльнулась Настя.
Понятливая девочка. Второй номер — полторы дюжины бутербродов с копченой рыбой, ветчиной и сыром — подавался Настей, когда потчевали больше пяти человек! За створкой встроенного шкафа у нее в приемной был холодильник со стратегическим запасом продуктов, напитков, сладостей и фруктов, микроволновая печь, и электрокофеварка. Сейчас мы тебя накормим, голодающий.
— Анна Сергеевна, — милиционер присел к ее столу, — я к вам по секретному делу. Есть один тип, подозреваемый в совершении тяжких преступлений, мы хотим разузнать о нем побольше с помощью ваших врачей.
Значит, не погибший ребенок. Анна облегченно вздохнула и расслабилась.
— Я вас слушаю, Дмитрий Дмитриевич.
— Его фамилия Деревянко, а жена его Тамара Егоровна Деревянко посещает вашего доктора, — Сусликов заглянул в блокнот, — доктора Колесова. Вот с этим доктором мне и нужно побеседовать.
— К сожалению, Константин Владимирович в отпуске.
— Уехал из Москвы?
— Нет, у него… творческий, научный отпуск.
— Ладно, давайте его адрес, я съезжу к нему.
— Боюсь, что это невозможно, потому что он… много работает в библиотеке.
— В запое, что ли?
— Почему сразу в запое? — возмутилась Анна.
В определенном смысле Вера и Колосов были уже почти месяц в запое. Они стали потихоньку выбираться из подполья, но связь держали только одностороннюю — звонили сами, когда находили нужным. Вера — ей, Анне, а Колесов — в свое отделение.
Настя принесла гору бутербродов и большой стеклянный чайник. Аппетит у Сусликова не под стать фамилий был волчий, он уничтожал бутерброды один за другим. Но вид его, жующего и прихлебывающего чай, вызывал почему-то не брезгливость, а умиление. Анне вдруг захотелось поставить локоть на стол, положить голову на ладонь и тихо смотреть, как насыщается здоровый голодный мужчина. Сусликов умудрялся еще и говорить с набитым ртом: