– Ошибаешься. Но и тебе не следовало возвращаться в Гринвилл. После взрыва у федов не было в руках и ниточки. Они бы никогда не нашли нас. Мне хватило ума, Догану тоже, а вот ты оказался слабым звеном. Бомбу тогда я устанавливал в последний раз, наступала пора завязывать всю эту шумиху. Я покинул страну, уже не рассчитывая в нее когда-либо вернуться. Ты мог бы спокойно ехать домой, к своим овцам и коровам. Не знаю, что стал бы делать Доган. Здесь, Сэм, ты сидишь по собственной глупости.
– Ты тоже самонадеянный глупец, если явился сюда, Уэдж.
– И опять ошибка. Тебе же никто не поверит. Люди и так считают тебя выжившим из ума. Я ничего не собираюсь менять, Сэм, и ссора с тобой мне ни к чему. Смирись с неизбежностью, приятель.
Кэйхолл методично втоптал окурок в пол, закурил новую сигарету.
– Уходи. И чтобы ноги твоей здесь больше не было.
– Конечно, конечно. Не хочется тебя огорчать, Сэм, но все-таки скажу: надеюсь, казнь состоится. Поднявшись, Кэйхолл направился к двери.
* * *
Они сидели в последнем ряду кинозала и громко хрустели поп-корном. Идея пойти в кино принадлежала Адаму. Не покидая своей комнаты, Ли три дня мужественно сражалась с вирусом, и к субботе грипп отступил. Выздоровление Адам предложил отметить ужином в семейном ресторане, где спиртное вообще не подавали. Тетка с наслаждением поедала вафли со взбитыми сливками.
Фильм оказался политически выверенным вестерном, с индейцем в образе положительного героя и шайкой бледнолицых – героев уже отрицательных. К концу ленты все злодеи, разумеется, были убиты. Отложив на пустовавшее кресло пакетик с поп-корном, тетка жадно выпила две банки пепси-колы. Свои блестящие, хорошо промытые волосы она собрала в аккуратный пучок на затылке. В глазах вспыхивали искорки радости. Умело наложенная косметика скрыла следы беспробудного кутежа. Ли не только выглядела, но и на самом деле ощущала себя посвежевшей и трезвой.
О той ночи с четверга на пятницу, что Адам провел у двери ее спальни, сказано было очень мало. Обсудить этот деликатный вопрос оба решили позже, когда она окончательно оправится. Адама это полностью устраивало. Походка Ли оставалась еще не совсем уверенной, будто шла она по натянутому канату, опасаясь рухнуть с высоты. “Ничего, – думал Адам, – я сумею оградить ее от напастей. Хватит разговоров о Сэме и его трагических ошибках. Хватит вспоминать Эдди. Ни слова больше о семействе Кэйхоллов”.
В конце концов, Ли – хрупкая, далеко не пышущая здоровьем женщина. Тетке нужны его широкие плечи, его твердый, уверенный голос.
Почувствовав воскресным утром острую боль в груди, Филлип Найфех вызвал “скорую”. Жил он вместе с сорокалетней женой в небольшом коттедже на территории Парчмана. Дорога до Кливленда отняла двадцать минут, и, когда носилки внесли в приемный покой госпиталя, состояние Найфеха оставалось стабильным.
Его супруга обеспокоенно расхаживала по коридору. Три года назад, когда у мужа случился первый приступ, она точно так же металась здесь между приемным покоем и ординаторской. Молодой врач со строгим лицом объяснил, что больному сделали необходимые инъекции и сейчас его состояние медленно нормализуется. Следующие двадцать четыре часа Найфех проведет под неусыпным наблюдением персонала, а через неделю, если все будет хорошо, сможет вернуться домой.
О Парчмане, сказал врач, придется забыть. Пусть выбросит Сэма Кэйхолла из головы. Никаких телефонных звонков.
* * *
Спал Адам плохо. В постель он привык ложиться с книгой, еще студентом поняв, что лучшего снотворного, чем юридический справочник, не существует. Но сейчас чем дольше он читал, тем сильнее его охватывала тревога. Слишком много за последние две недели было впечатлений: новые люди, новые места, новая информация. Мозг настойчиво искал ответ: что несет ближайшее будущее?
Ночь с субботы на воскресенье прошла неспокойно, несколько раз он просыпался и подолгу смотрел в потолок. На рассвете сон пропал окончательно. Солнце уже взошло; часы показывали почти восемь. Накануне Ли обещала приготовить нормальный завтрак: сосиски и яичница ей всегда удавались. Однако, влезая в джинсы и поводя носом, никаких запахов с кухни Адам не ощутил.
Кухня оказалась пустой. На плите стоял лишь кофейник с остатками кофе. Дверь в спальню тетки была открытой, свет погашен. Он быстро обошел особняк. Никого. Душу охватило тяжелое предчувствие. Адам бросился на стоянку: машины Ли там не было. По раскаленному асфальту он босиком добежал до будки охраны, и страж объяснил, что миссис Бут уехала два часа назад. По его словам, выглядела тетка прекрасно.
На столике в гостиной Адам заметил толстенный воскресный выпуск “Мемфис пресс”. С первой полосы раздела городских новостей на него смотрело улыбающееся лицо Ли. Снимок был сделан годами ранее, на одном из благотворительных балов: мистер и миссис Фелпс Бут – он в смокинге, она в строгом черном платье – казались счастливой семейной парой.
Статья представляла собой отчет о последних изысканиях Тодда Маркса. Начиналась она вполне дружелюбно, с обзора происшедших за неделю событий вокруг дела Сэма Кэйхолла. Перечислялись знакомые имена: Макаллистер, Роксбург, Лукас Манн. Репортер цитировал ставшую в журналистских кругах притчей во языцех фразу Филлипа Найфеха: “Без комментариев”. Далее тон статьи менялся. Автор раскрывал читателю глаза: хотите – верьте, хотите – нет, но миссис Ли Бут, дама, известная в городе своей заботой о неимущих, супруга преуспевающего банкира Фелпса Бута, тетка адвоката Адама Холла, является дочерью одиозного убийцы Сэма Кэйхолла!
Изложено все это было таким языком, будто самой Ли вменялось в вину чудовищное преступление. Тодд Маркс ссылался на слова ее неназванных друзей, которых якобы весть об истинной родословной светской львицы привела в состояние шока. Как могло аристократическое семейство Бутов породниться с кланом отпетых головорезов? Имелось в статье и упоминание о Уолте: почему сын наотрез отказался вернуться к родителям в Мемфис? Почему до сих пор не женат и обретается, по слухам, в Амстердаме?
Но самым скандальным был абзац, где речь шла о состоявшемся несколько лет назад вечере в поддержку обездоленных. На нем за одним столом сидели супруги Крамер. Журналистский источник лично участвовал в мероприятии и хорошо помнил расположение гостей. Он, этот источник, считал себя другом Рут и близким знакомым Ли. Узнав о том, кто приходится ей отцом, он был потрясен.
Рядом с абзацем помещался снимок Рут Крамер. Пятидесятилетняя женщина еще не утратила привлекательности.