– Пропустим. И присоединяемся. Мой вождь согласен.
Мяги подавил улыбку: многим было известно, что этот молодой да ранний чародей успешно правит племенем через старого недалекого пьяницу, по недоразумению именуемого вождем. К Золту следовало приглядеться повнимательней: со временем из него могло получиться что-нибудь похуже Растака.
«Присоединяемся…», «Присоединяемся…», «И мое племя тоже…», «И мы…» – гости задвигались. Заплясали языки пламени в очаге, заходила волнами пелена дыма под потолком. Скарр тряс головой сильнее прежнего. Туул и Хап сидели с разинутыми ртами. Если не считать Мяги и Скарра – двенадцать чародеев, двенадцать племен! Это сколько же выйдет воинов?..
Несогласных не нашлось. Да и как могло быть иначе, если с каждым чародеем загодя велись долгие беседы? Несогласных просто не пригласили сюда, а колеблющиеся сочли благом выждать, отклонив приглашение.
– А если Дверь Волков будет захвачена? – спросил Мяги.
– Тогда помощь придет через Двери Медведей, Горностаев или Вепрей. – Шанги потрогал ссадину на щеке и улыбнулся. – Быть может, это будет к лучшему: у вас, Волков, очень неудобная Дверь…
Мяги тоже улыбнулся, показывая, что оценил шутку. Через эту Дверь некогда проник незваный гость из Запретного мира. Говорят, катился по осыпи до самой воды. Зря не утоп.
– Растаку конец! – захохотал Хап. – Мы обрушимся на него таким войском, какого не было от начала веков! Его союзники станут нашими рабами, мы поделим их земли!
– Нет, – сказал Шанги, и Мяги кивнул, подтверждая. – Договор позволяет нам защитить вас, но не захватывать вместе с вами чужие земли. Мы поднялись против нарушителей Договора и не станем нарушителями сами. Растака побьем вместе, а дальше уж вы сами думайте… – Шанги продолжал улыбаться. – Как-никак восемьсот воинов – сила немалая…
– Ага, – озадаченно проговорил Хап и, сообразив, захохотал снова, раскачиваясь и толкая соседей. – У нас восемьсот… ну пусть после битвы чуть меньше, все равно много, да? А вы нас прикроете со стороны крысохвостых! А Растаку не поможет никто, ха!..
Теперь улыбались все.
Не дай мне, Феб, быть генералом,
Не дай безвинно поглупеть!
А.К. Толстой
Хуже всех приходилось тропильщикам, топчущим в глубоком снегу – искали, где снег хотя бы не по пояс! – извилистую стежку для растянувшегося шагов на тысячу войска. С десяток воинов Беркута, помилованных Растаком, истово зарабатывали жизнь и маячащую вдали свободу своим женам, матерям, детям. Будь благословен вождь людей Земли, оставивший тлеть искорки бывшего гордого и сильного племени, – мог бы и затоптать!
Никто не подгонял тропильщиков, в том не было нужды. Двое передовых, привязав к ступням ивовые плетенки, похожие на те, что употребляются охотниками на болотистых берегах Матери Рек, с хрустом ломая наст, топтали и топтали снежную целину. Двое идущих за ними уминали снег плетенками поменьше. И наконец остальные притаптывали тропу уже обыкновенными чеботами. Выбившись из сил, передовые тропильщики менялись местами с задними, и тогда гигантская человеческая змея, наткнувшись на препятствие, минуту-другую тормозилась головой и толстела, подтягивая хвост.
Пять с половиной сотен воинов, хорошо отдохнувших, сытых, залечивших старые раны, вооруженных лучшим оружием, – кто устоит перед этакой силищей? И пусть последние седмицы зимы, как всегда многоснежные, не самое удобное время для похода, пусть люди забыли, кто и когда воевал встарь в такое неподходящее время, пусть о стремительном броске нечего и думать – тем лучше! Кто ждет большой войны в такое время, когда человек не высунет без дела носа на улицу? Кто решится напасть?
Никто. А значит, можно, ослабив обычные дозоры на границах, кинуть в поход почти всех, чтобы Волки, получив первый ошеломительный удар, крепко подумали, прежде чем подставлять лоб под второй. Меч не пробьет щита, но тяжелая булава крушит его в щепки. Большая рыба пожирает маленькую рыбку. Матерый секач одним своим видом устрашит нахального подсвинка. Большое привычно торжествует над малым. Пусть первый же урок пойдет Волкам на пользу, если окажется, что участь Беркутов ничему их не научила. Конечно, их чародею незачем жить, да и вождя придется заменить кем-нибудь – слишком уж горд Ур-Гар, чтобы быть послушным. Хорошо бы догадался пасть в бою от случайного меча – не хочется сразу ославить себя убийцей в глазах нового племени союза.
И пусть думают соседи, что первый удар Растак нанесет детям Вепря, – нет, удар обрушится на Волков! Как ни хочется поквитаться с Туулом, остудить местью гнев, – Вепри подождут. Глупый рад упиться местью – умный и месть заставит служить себе.
Растак с десятком отборных воинов держался в середине человеческой змеи. Чуть впереди, окруженный своими соплеменниками, не по-людски косолапо переваливался Култ, раз за разом выдыхая целые облака пара из бочкообразной груди. Опытный Хуккан во главе передового отряда шел следом за тропильщиками, указывая направление; менее искушенный в набегах Риар командовал замыкающим отрядом.
По подсчетам Юрика, шел февраль. Дни становились длиннее, а сумерки короче. В полдень солнце размягчило наст, и человеческая змея потекла тяжелее, словно разморившись. Снег на тропе, растоптанный в грязную кашу сотнями ног, кашей и оставался, злорадно чавкая и нипочем не желая утаптываться в фирн.
Где-то между серединой и хвостом змеи, то есть, по местным понятиям, в самом безопасном месте, имелся небольшой разрыв. В нем, оберегаемые привычным уважением от понуканий и толчков в спину, держались трое. Первый, детина среднего роста, чрезвычайно широкий в плечах и поясе, был облачен все в ту же частично бронированную телогрейку и облысевший треух с медным налобьем, имел на ногах валенки, обшитые вокруг ступней чьей-то волосатой шкурой, за плечами – небольшой кожаный вещмешок, на левом плече – доху, свернутую на манер шинели, а на правом – небывалой длины меч с темным лезвием, без ножен. Рукоять меча Витюня придерживал рукой в новой меховой рукавице, реквизированной, кажется, у Беркутов и давно заменившей негреющее брезентовое непотребство, выданное некогда Луноходом и разошедшееся по гнилому шву на второй день после выдачи.
Что до Юрика, то он не изменил своему оранжевому комбинезону (принявшему стараниями супруги более приличный вид), но поверх надел тулупчик из овчины мехом внутрь. Вооружением богатырь Юр-Рик не слишком отличался от большинства воинов: круглый щит с бляхами, длинное копье в руке, топор и длинноватый, в полтора локтя, меч за поясом. Единственное отличие не бросалось в глаза: и меч, и топор, и наконечник копья были специально для него сработаны кузнецами из того, что Растак называл «лучшей медью с добавками» и в чем Юрик подозревал бронзу. Во всяком случае, его меч оставлял зарубку на обыкновенном медном клинке.
Третьей шла Юмми. Если бы воля вождя не погнала ее в этот поход, как и во все предыдущие, она пошла бы сама. Как можно отпустить мужа одного, когда войско идет на такого противника, каковы Волки? В бою он совсем не следит за собой, прикрывая непобедимого Вит-Юна… а кто прикроет его самого? Как все воины, Юмми несла большой щит, копье и меч. Вещевой мешок, с виду такой же, как у мужа, весил поболе: если уж женщины участвуют в походе, им выпадает нести тяжести – иначе как усталые мужчины сумеют дать отпор врагу, напади тот неожиданно? И – страшно подумать – вдруг любимый Юр-Рик не успеет вовремя поднять щит, услыхав за кустами стук тетивы о рукавицу?