Пламя освещало дряхлого изгоя. За осень Скарр поправился, встал на ноги и неутомимо ходил вместе с Мяги из мира в мир, ведя беседы с чародеями и вождями. Пожалуй, одному ему теперь поддалась бы не всякая Дверь, а уж держать ее подолгу он и вовсе не мог. Старик по-прежнему волочил правую ногу, тряс головой, лицо его потемнело и сморщилось, как древесная кора, на черепе не осталось ни одной волосинки. Мяги ясно видел, что старик угасает. Иной маг, почуяв зов предков из высшего мира, давно лег бы в землянке и умер – Скарр борол смерть уже не телом, но духом. Нет, ему рано умирать!
Кто-то заерзал во втором ряду, принимая позу поудобнее. Ур-Гар шумно втянул в себя воздух. Пора начинать. И можно не тратить слов на пустые приветствия и обязательные в иной обстановке преувеличенные славословия гостям – вожди уже получили свою порцию этого добра, а отлучившиеся из родного племени чародеи умеют ценить свое время.
– Нарушен Договор, – заговорил Мяги звучным голосом, впервые открыто взглянув на собравшихся. – Растак, вождь племени Земли, принял в племя двух воинов, извергнутых Запретным миром. Впав в безумие, он даже породнился с одним из них, а другого сделал ближайшим советником и грозил смертью мудрому чародею, пытавшемуся остановить безумца. Так Договор был нарушен дважды и трижды. С помощью свирепых чужаков, больше похожих на демонов, нежели на воинов, он напал на соседей и уже успел подгрести под себя племена Соболя, Выдры, Лосося, Беркута и Лося. Так Договор был нарушен четырежды. Более того, Растак приказал сделать недоступными Двери в захваченных долинах. Так Договор был попран в пятый раз. Что сказано о том, кто нарушил Договор хотя бы единожды?
– Пусть демоны поселятся в его печени, пусть голодные духи болота выгрызут его мозг… – наизусть начал из-за спин первого ряда кто-то из молодых да ранних.
– Пусть боги отвернутся от него, пусть люди умертвят его худшей из смертей и не дадут покоя его душе, – торжественно продолжил Ханни, почти такой же старый, как Скарр. – Пусть тело его исчезнет, и пусть вместе с ним умрут его близкие. Перед предками, завещавшими нам Договор, слово наше твердо: преступнику – смерть!
– Смерть! – провозгласил Шанги.
– Смерть! – кивнул Ур-Гар.
– Смерть! – тряся головой, прошамкал Скарр.
– Смерть!.. Смерть!.. Смерть!.. – ветром пронеслось по землянке.
– С погребением по обряду? – спросил кто-то.
– Без погребения!
– Душу зазря мучить – не круто ли будет? – усомнился тот же голос. – Может, простим на первый случай, похороним?
– И сами нарушим Договор? – усмехнулся Мяги. – Кто такой смелый?
Других сомневающихся не нашлось. Один лишь Свиагр, подозревая, очевидно, что вынесением приговора все и закончится, вздел над головой мясистую пятерню, требуя тишины.
– Смерть, конечно, я согласен, – заговорил он. – Кто бы не согласился? Меня лишь интересует один вопрос: КАК? Наверно, этот вопрос мучает меня не так сильно, как собравшихся здесь трех могучих вождей, но все-таки он меня мучает. Как бы далеко на закат ни лежали границы долины, принадлежащей моему народу, Растак доберется до них, если захватит земли Медведей или Вепрей. А захватывать он, как мы знаем, умеет. Племя Горностая готово прислать воинов для защиты и твоих земель, Ур-Гар, хоть мы с тобой не всегда жили в мире. О плате договоримся. Но прежде всего я хочу знать: какими силами обрушится на нас Растак, как только светлая богиня Лат растопит снег?
Мяги подавил в себе мимолетный гнев, его взгляд остался бесстрастным. Итак, Свиагр пока почуял опасность только умом, не поджилками – иначе не упомянул бы о плате за помощь. Но и это уже хорошо. Когда враг ломит нахрапом, подмога лишней не бывает. Лучше отдать союзникам часть, нежели врагам – все.
Зато Туул и Хап вряд ли станут торговаться. Особенно вождь Вепрей Туул, не без оснований ждущий мести Растака и знающий не понаслышке, каковы в бою исчадья Запретного мира. Понимает и Хап: какое бы племя из трех пограничных ни выбрал Растак в качестве следующей жертвы, отбиваться поодиночке – все равно что пытаться заломать голыми руками зимнего шатуна-стервятника. Сожрет и облизнется.
– Вряд ли Растак станет ждать весны, – веско произнес Мяги, отвечая Свиагру. – Скорее всего, он ударит раньше, когда будет думать, что мы его не ждем. К тому же весной он станет слабее, чем сейчас. Ему нужны победы и добыча, победы и добыча, и так без конца, иначе ему не удержать в повиновении покоренные племена. Он мог бы остановиться, покорив одно племя, но не пять. Не надо обманывать себя, Растак ударит еще до весны, очень скоро. Может быть, уже через десять дней. Может быть, через пять. Может быть, завтра. Такого войска, как у него, никогда еще не имел ни один вождь. Такого не помнят даже наши деды.
– Сколько? – беспокойно заворочался Свиагр.
– От пяти до семи сотен воинов, – ответил Ур-Гар, перехватывая инициативу, как было условлено заранее. Мяги хорошо начал, теперь он должен на время отступить в тень, чтобы не подумали вожди, будто Ур-Гар ослаб духом и телом. – Кроме того, двое из Запретного мира, и каждый из них, по слухам, стоит сотни. Сколько воинов можем выставить мы, если выступим вместе?
– Сперва скажи, скольких выставишь ты, – осклабился Свиагр.
– Всех. Двадцать два десятка только бойцов. Можешь на них посмотреть, это сильные воины. В крайнем случае я могу вооружить подростков, даже женщин. А сколько воинов можешь прислать ты, Свиагр?
Туул и Хап переглянулись: от века такого не бывало, чтобы вождь, не хитря, прямо называл боевую силу своего племени. Да, времена нынче пошли не те…
Свиагр немного помолчал, явно обдумывая открывшиеся возможности.
– Можешь рассчитывать на пятнадцать десятков, – сказал он наконец. – Воины Горностая не хуже воинов Волка. А вы? – Он грузно повернулся к Туулу и Хапу. – Скольких приведете? И пусть кто-нибудь сочтет, сколько всего, я не силен в счете…
– Я приведу восемнадцать десятков, – решился Туул. – Это если нападут на кого-нибудь из вас. Если на меня – вооружу всех, как Ур-Гар, и будет больше.
– И не оставишь никого охранять свои границы? – насмешливо спросил Свиагр. – Неужели после битвы на Двуглавой горе у Вепрей не наберется и двухсот воинов?
Туул посверкал глазами, но смолчал.
– Двадцать пять десятков, – веско бухнул Хап.
Мяги считал. Камешек означал десять воинов, палочка – сотню. Подняв веером восемь палочек, чародей Волков продемонстрировал их собравшимся. Восемьсот.
Кто-то облегченно перевел дух.
На мгновение окуная ладони в пламя и отирая ими лицо, вожди клялись духами очага в верности союзу. Затем, коснувшись кто волчьего черепа, кто медвежьего когтя на шнурке, кто клыка матерого секача, кто горностаевой шкурки, каждый из четырех вождей поклялся покровителем своего племени забыть старые счеты, стоять за союз до последнего издыхания, прийти на помощь по первому зову соседа, не считаться границами и не покушаться на земли союзников. Каждый раз Мяги бросал в тлеющие угли щепотку особого порошка – вспыхивало желтое пламя, пахло серой. Духи-покровители незримо присутствовали здесь. Духи были свидетелями клятвы. Предки четырех племен смотрели с небес на своих потомков, одобряя, соглашаясь с необходимостью. Быть союзу!