Эту мысль как крайнюю Юрик оставил в резерве. Чего уж там, можно попытаться сманить с собой и девчонку, раз уж она все равно нарушила местное табу. Маловероятно, что она отпустит мужа в его родной мир – девчонка влюбилась до безумия, будто и не жена еще, приросла, как моллюск…
Жаль, но незачем об этом думать… Предложение поискать иную Дверь ощупью Юмми отвергла с грустной улыбкой. Юрик понимал и сам: можно без толку блуждать в поисках целые месяцы. Выходит, иди туда – не знаю куда? Дверь не кричит на всю округу о своем присутствии, шанс найти ее раньше, чем оказаться съеденным, – один к ста. Мамонты – еще полбеды, но вдруг тут в самом деле махайроды водятся? И встретиться во время странствий с палеолитическими жителями что-то не шибко хочется…
Ладно. Оставим и этот вариант в запасе. Что еще можно придумать? В принципе, можно попытаться прожить здесь недели две-три… в общем, сколько надо, пока на той стороне не решат, что беглецы рискнули уйти или погибли и не снимут с Двери усиленный караул. Вероятно, предварительно сунув нос в этот мир и убедившись, что беглецы не маячат поблизости. Стоило бы найти поодаль какую-нибудь берлогу и отсидеться, а перед Дверью оставить фиктивные следы последнего боя с местными волосатыми ребятами… Вариант? Вариант. Правда, связанный с риском встретить волосатых громил задолго до истечения необходимого срока…
Дожевывая рябчика, Юрик пытался вспомнить все, что когда-либо читал о троглодитах, и очень скоро обнаружил, что багаж его знаний состоит большей частью из картинки, изображающей рахитичного дитятю из пещеры Тешик-Таш в реконструкции Герасимова, памяти о ручных рубилах в музейной витрине и одной фразы из читанной в младшем школьном возрасте потрепанной книжки: «Треснули кости – кзамм мертвым упал на землю». Угу. Упал. Вроде бы там еще искали огонь Нао… гм… ну да, этакий пещерный добрый молодец… со сподвижниками Ням-Нямом и Гав-Гавом, кажется. И даже нашли.
Что-то еще ценное было в той книжке… Юрик долго морщил лоб и наконец вспомнил: охотничьи отряды! Ну да, точно. Троглодиты выедали всю дичь вокруг пещеры и поневоле занимались многодневным пешим туризмом. Вероятно, именно такая тургруппа волосатиков из племени Угого прошла здесь и остановилась, чтобы закусить подвернувшимся под руку недругом из племени Быгыгу. А то и соплеменником, который чем-то не угодил или попросту погиб, пытаясь забодать бизона надбровными дугами… А между прочим, дичь-то в лесу не очень пуганая! Стало быть, волосатые всееды появляются в нем от случая к случаю и ожидание сравнительно безопасно?
Похоже, что так…
Придя к такому умозаключению, Юрик повеселел и подмигнул расширившей отчего-то глаза жене: проживем! – а в следующее мгновение, чудом среагировав на шорох листвы, уже уворачивался от дубины, сокрушающей мелкие ветки на пути к голове. Завизжала Юмми.
Недооценка троглодитов чревата трансформацией в бифштекс – эту истину Юрик сформулировал немного позднее и тогда же содрогнулся, представив себе, как косматый дядя копался бы немытой лапой в его разваленном надвое черепе, выскребая извилину за извилиной (в которых так много всего!), чавкая и причмокивая. В момент же нападения думать о не сиюминутном было некогда. Тяжелый на подъем Витюня, быть может, и раскачивался бы некоторое время, из-за чего непременно огреб бы дубиной по бестолковке и тем закончил знакомство с Диким миром, несмотря на бронированный треух, – но то штангист, куда ему по части проворства до лоточника… Ужом ускользнув от варварского оружия, Юрик наугад ответил ногой, отбил ступню не иначе о чьи-то гениталии – некое широкое приземистое тело опрокинулось в кусты, оглашая лес страшнейшим воем, – здоровой рукой подхватил с кучи хвороста топорик, и тут на него кинулись.
Первого, сутулого громилу, схожего силуэтом с Витюней, Юрик, матерясь и подпрыгивая, сшиб подножкой в костер, отчего вой удвоился и в воздухе запахло паленой шерстью, и временно вывел из строя, но остальные оказались не столь просты. Хоть и были они вооружены всего-навсего дубинами, копьями без наконечников и заостренными камнями, но наседали рьяно, подбадривая друг друга какими-то хрюкающими звуками, и явно считали подвернувшуюся сладкую парочку подарком своей неандертальской судьбы. Впрочем, напавшие вполне могли быть и питекантропами – сейчас Юрику было не до антропологических тонкостей.
Треск кустов. Рык. Вой. Костяной наконечник, скользнув впритирку к телу, со змеиным шипением вспорол комбинезон. Плясали, метались по листве уродливые тени, верещал по-поросячьи реликтовый гоминоид, наступивший босой ногой на уголья из разворошенного костра… Отмахиваясь топориком, Юрик видел боковым зрением, как на Юмми насел какой-то недоразвитый Кинг-Конг, подмял под себя и силится вырвать нож, а Юмми, извернув руку, кромсает его запястье. Вот черт, придется защищать еще и ее…
– К Двери! – хрипло выкрикнул он, в неожиданном прыжке опуская оружие на загривок прямоходящего примата. Тот дернулся и замер. С неженской силой Юмми оттолкнула мертвое тело. Вскочив, она была готова принять бой спина к спине с мужем, заслонить его собой от пущенного в упор копья – тяжелого неошкуренного дрына с обожженным на костре острием… Совсем свихнулась – кто ж тогда Дверь-то откроет?!
– К Двери, дура! – заорал Юрик по-русски, и на этот раз Юмми поняла. Уж лучше арктическая льдина. Совместный рывок вышел что надо – пытавшееся преградить дорогу косматое чучело, получив обушком промеж глаз, удивленно ухнуло и повалилось в подлесок.
Столбы сосен. Шатры елей. Кусты можжевельника. Ветки хлестали по лицу. Позади топотали, гугукали, хрустели сучьями. Зацепился за что-то и с треском порвался рукав. Один раз Юрик споткнулся о нечто большое и рыхлое, вероятно о муравейник, совершил кувырок через голову, пребольно ушиб раненую руку и потерял топорик. Искать было некогда. Только чудо да еще с трудом пробивающийся сквозь листву свет ущербной луны не допустили, чтобы он с разгону впечатался в сосновый ствол или влетел в непролазный березовый подрост и там завяз. Судя по наваливающемуся сзади топоту и иным явственным звукам погони (в числе которых Юрику мерещилось клацанье челюстей), местные Ням-Нямы и Гав-Гавы куда увереннее ориентировались в ночном лесу, нежели он, да, по правде сказать, и Юмми.
Задыхаясь, выскочили на луг, когда Юрик уже не сомневался в том, что взяли неверное направление, и здесь дела пошли лучше. Свистела под ногами вспарываемая росистая трава, а преследователи за спиной, кажется, начинали отставать, и вслед беглецам не летело ни камней, ни заостренного дреколья. По-видимому, палеолитические жители, уверенные, что беглецы все равно никуда от них не денутся, предпочитали спринту стайерский бег. Что они знают о Двери, козлы безоаровые?!
Все равно мал отрыв!..
Река? Переплыть на остров, пересидеть? Да ведь девчонка не умеет плавать, как почти все ее соплеменники, а бросить ее нельзя!
Обрывки мыслей суматошно проносились в голове, в то время как ноги работали на пределе. Теперь Юрик понимал, как бегуны рвут связки. Ни к селу ни к городу вспомнилась читанная когда-то история о том, как казаки Куропаткина с гиканьем гнали верхами вспугнутого из секрета японца и столь долго не могли настичь косоглазого супостата, что, настигнув-таки и подивившись на немереную прыть, раздумали рубить бедолагу. Не-ет, эти – не раздумают… И вся надежда только на то, что задыхающаяся от сумасшедшего бега Юмми сумеет найти и открыть Дверь в те несколько секунд, что точно так же отделяют беглецов от преследователей, как отделяют они жизнь от смерти. Или – или.