– Я спрашиваю, зачем устроили такой переполох? – Леня всхохотнул, явно довольный собой. – Ясно же, что «Островок» не всплывет, то есть всплывет, но не сразу. Его трубы держат и все такое. Тут ведь и отопление, и водопровод, и канализация...

– А ведь верно, – с облегчением сказал Коля, и тут же что-то душераздирающе затрещало сразу в нескольких местах. Заскрипели доски, застонали гвозди, медленно вытягиваемые из древесины, зазвенели осыпающиеся оконные стекла, загремели кровельные листы. Дом ворочался, как просыпающийся в берлоге медведь. Как замороженный мамонт, пролежавший в грунте десять тысяч лет, оттаявший и, вопреки науке, решивший немного прогуляться. Он во что бы то ни стало хотел уплыть отсюда, оторвавшись от якорей-труб, он был убежден, что справится, а если никак не получится уплыть целиком – что ж, он не гордый, согласен уплыть и по частям...

Под стон и скрип «Островок» еще немного сдвинулся вниз по течению и накренился. Позади нас пушечно треснуло. С совиным уханьем просела потолочная балка. Феликс соскочил с плота в воду.

– Мужики, навались!..

Попрыгали за ним, уперлись. Леня завопил, наступив на гвоздь. Мария Ивановна тоже сделала попытку слезть с плота – Феликс свирепым рыком загнал ее обратно. Из рук бабушки рвался нанопитек Викентий – помогать.

– Балку бери! Рычагом его...

Под нашим натиском плот съехал по «слипу» сантиметров на десять и остановился. Он никуда не торопился, ему очень не хотелось одному отправляться в плавание.

– Еще!.. Ниже перехвати! Давай!..

Пять сантиметров.

– Еще р-р-разок!..

За треском последовал грохот. «Островок» сотрясся до основания. Я не смотрел назад, но был уверен, что позади рухнула крыша. Стены ходиди ходуном. Привилегированный корпус доживал последние секунды.

– Ну же! Еще!..

– Скорее! – завизжала с плота Инночка.

Неожиданно легко плот соскользнул в темную воду. Его тут же понесло. Сделав мощный рывок, я прыгнул головой вперед и упал животом на что-то пронзительно взвизгнувшее. Рядом со мной хрипло дышал Матвеич, а где-то по правому борту громко сопел и взрыкивал Леня. Подо мной зашевелилось, охнуло, и я поднялся с Надежды Николаевны.

– Все здесь?

Никто меня не услышал – грохот и плеск заглушили все остальные звуки. «Островок» окончательно развалился. Теперь посреди реки в лунном свете ворочалась безобразная баррикада с торчащими во все стороны бревнами и досками. Какие-то фрагменты отрывались от нее и плыли вслед за нами, но большая часть еще сопротивлялась течению.

– Господи, – с чувством произнесла Милена Федуловна, – вовремя! Благодарю тебя, Господи...

– Я спрашиваю: все здесь? – повысил я голос. – Коля на борту?

– Здесь я, – отозвался Коля с правого борта.

Успел...

– И я, – добавил Леня.

– И я, едреныть, – прокряхтел Матвеич.

– А Феликс? – встревожилась Мария Ивановна. – Феликс где? Феликс!

– Мы с ним вместе рычагом работали, – глухо сказал Коля. – Как плот поехал, так я и прыгнул. Думал – он тоже успел...

– Феликс!

Нет ответа. Лишь журчание воды, недовольно обтекающей погубленный ею «Островок», лишь последние судорожные поскрипывания в куче бревен...

– Феликса там завалило! Фе-е-е-е-еликс!!!

– Ну чего орете? – сипло прозвучал недовольный голос, и на край плота вслед за мокрой рукой легла подбородком мокрая голова полинезийского изваяния. – Помогите лучше выбраться, холодно в воде, даром что тут горячие источники...

Ему не то что помогли – его выдернули из воды в пять рук, попутно отдавив бульдожке лапу. Матвеич медленнее выхватывал ерша из Радожки, чем мы выхватили Феликса. Пострадавший бульдог, не успевший, к своей досаде, никого цапнуть, захлебывался злобным визгливым лаем. Никто не обращал на него внимания.

– Ты же плавать не умеешь...

– Это что, повод, чтобы тонуть? – Феликс дрожал и веселился. – Ха! Бросил я балку, вижу, плот уплывает, допрыгнуть не могу. Позади все трещит и ко мне подбирается, оставаться на месте как-то неинтересно. Ну, поглядел я на воду, разбежался и с криком «ура»... Хотя, может, и не кричал, чего не помню, о том не вру. Плавать не умею, так хоть научусь бегать по воде, верно? – Феликс захохотал. – Кажется, шага два я пробежал, а потом все-таки пришлось учиться плавать... Подвиньтесь-ка, я разденусь, надо одежду выжать...

Глава 5

К утру мы заплыли в лес. Или правильнее сказать так: нас затянуло течением в лесные дебри, как в какой-нибудь Мальстрем, потому что реке надоело пропускать бо'льшую часть воды через русло и она, подхватив всякую плавучую мелочь, вроде щепок, шпал и плотов с людьми, решила поискать новых путей. Пути эти, как водится, оказались тернисты в переносном смысле и сосново-осиновы в прямом. Короче говоря, наш плот, лихо срезая какую-то там по счету речную петлю, въехал в затопленную чащобу и в ней застрял. Ух, как мы оттуда выдирались, когда рассвело! На наше счастье, одним из деревьев, заклинивших плавсредство, оказался длинный и тощий осиновый хлыст; мы спилили его и пихались новоприобретенным шестом против течения до тех пор, пока не выбрались на волю. Потом дно водотока кануло на недосягаемую глубину, и пришлось грести досками в шесть пар рук. Инночка – и та гребла, а Викентий задавал темп, как загребной на регате, с удовольствием покрикивая дискантом: «Вперед, рабы галерные!» – пока не возопил обиженно, получив от бабушки по затылку.

Найдя стрежень – отвалились от весел, тяжело дыша. Плот небыстро несло по бесконечной водной шири, и это не метафора: с позавчерашнего дня никто из нас не видел берега ополоумевшей реки. Низкие острова и островки иногда еще попадались, но всякий раз было ясно видно, что это именно острова, а никакой не берег. Пока леса и перелески закрывали обзор, мы еще на что-то надеялись, но когда наш плот вынесло в безграничье затопленных полей, все стало ясно.

Вода была повсюду. До самого горизонта, затянутого мутной дымкой. Ничего, кроме воды.

Нет, соврал: кое-где торчали верхушки телеграфных столбов, а после завтрака (по последней горсточке собачьих сухариков и пустой чай) глазастый Викентий углядел далеко справа несколько каменных строений, притопленных по самые крыши. Насколько можно было судить, на крышах никто не спасался.

– Это Юрловка, – со вздохом определила Мария Ивановна. – Хорошо, хоть отсюда людей вывезли...

– Куда? – мрачно спросил Леня.

Старая учительница еще раз вздохнула и не ответила. Наверное, подумала о затопленных водоразделах и о том, что нет больше звенящей перекатами малой реки Радожки – есть просто бассейн Каспийского моря, географическое понятие, ныне слившееся с бытовым. Ни рек, ни берегов – один большой проточный бассейн.

Некуда вывозить людей, и поздно. Нет уже смысла объявлять тендер на монополию массового строительства речных барж, вбухивать бюджетные деньги в «Ковчегстрой» или что-нибудь в этом роде. Спешно сколачивать на островках и крышах плоты вроде нашего – еще куда ни шло.