– Ты меня дурачить пытаешься, червь? – произнес капитан голосом, не предвещавшим невольнику ничего хорошего, глаза его сделались маленькими и злыми.
– У меня память отшибло, господин капитан, – ответил Питер, и от волнения у него на глаза навернулись слезы, получилось очень достоверно.
– Как отшибло, при каких обстоятельствах?
– На казенном дворе, господин капитан, нас каждый день заставляли таскать каменные блоки, наперегонки.
– Вы что-то строили?
– Нет, просто ради забавы сержанта Гудьира и его приятелей. Они заставляли нас бегать все быстрее, а тех, кто падал, приканчивали палками.
– И много приканчивали?
– Одного-двух человек в день, господин капитан. Несколько раз мне по голове доставалось палкой и я терял сознание. Думаю, в один из этих разов все и случилось. Память потерял.
– Но ведь что-то ты помнишь?
– Да, господин капитан, сэр, помню, как меня зовут и то, что я из Гудбурга. Наверное, там остались мои родители…
Войдя в роль, Питер шмыгнул носом.
– А может, у тебя там дядя? – бросил капитан пробный шар.
– Дядя? – переспросил Питер. В его глазах было столько неподдельного удивления, что фон Крисп отступил.
«Тем лучше – нет нужды его убивать, если случится стычка с карсаматами, постараюсь перевести подозрение на него».
– Хорошо, Фонтен, вижу, что ты честен со своим командиром. Иди обедать, можешь сказать, что это я тебя задержал.
– Спасибо, господин капитан, сэр! – искренне обрадовался Питер.
– Да, и возьми вот это. – Капитан пододвинул к краю стола оловянное блюдо с жареной бараниной.
– Так много, сэр! – поразился Питер.
– Ничего, угостишь товарищей, как-никак на поле боя Первая рота станет моей гвардией. Если я лишний раз подкормлю вас, будет лучше для дела. Пустое блюдо отдашь повару.
– Благодарю, господин капитан, сэр!
Возвращение Питера восприняли с радостью, а неожиданный подарок, спрятанный под рогожей, привел обитателей шатра в восторг. Самые большие куски достались Питеру, Крафту, Густаву и Спиросу, но остальные тоже получили хотя бы по ребрышку с кусочком мяса.
Обед удался на славу.
– А за что тебе такие почести? – поинтересовался Густав так громко, что замокли все в шатре.
– Это не мне, это всей роте почести, – начал изворачиваться Питер.
– А с чего это с тобой капитан решил поговорить? – поддержал Густава конопатый Витас.
– Я напоминаю ему кого-то из родственников, – стал сочинять на ходу Питер, одновременно приканчивая свою порцию баланды. – Но расспрашивал он о вас.
– О нас? – немного испугался Густав.
– Не о тебе, конечно, а о всей роте, дескать, как боевой дух и не кажется ли мне, что кое-кого следует оставить в лагере.
– А ты чего?
– Я сказал, что наши – молодцы и все, кто вырвался из рук Гудьира, крепкие ребята.
– Так ты и про порядки в Датцуне рассказал? – спросили из дальнего угла.
– Капитан спросил – я рассказал, такому не соврешь.
– Это точно, такому бы я поостерегся врать, – согласился Витас.
Отвоевав очередной день в учебном лагере, уставший фон Крисп ехал домой. От лейтенанта Горна он благополучно сбежал, сегодня не было сил выслушивать его глупые вопросы, хотя вчера – да, приходилось поддерживать беседу в уплату за трехдневное прикрытие. При этом лейтенанту хватало деликатности не расспрашивать, куда и зачем ездил капитан.
Подъезжая к Хаски, фон Крисп потянул носом, вдыхая ароматы очагов и запах свежего молока: неподалеку жил молочник, а при нем, как рассказывал слуга, имелось восемь коров.
Капитан отбросил все невеселые мысли, решив сегодня отдохнуть – попить травяного отвару, который так хорошо удавался Корнелию, почитать книгу – пара штук каких-то валялась на дне вещевого сундука.
Заехав во двор, он не увидел обычно встречавшего его Корнелия и начал сердиться. Должно быть, после участия в деле совместно с хозяином слуга разленился.
«Пора напомнить мерзавцу, кто он таков», – решил капитан и толкнул дверь.
То, что в доме неладно, он понял не сразу – сначала поразился странному виду Корнелия: тот стоял у дальней стены с широко раскрытыми глазами, потом в нос ударил резкий запах – смеси лошадиного и человеческого пота.
«Карсаматы!» – успел подумать фон Крисп, прежде чем они посыпались на него, словно горох, – с мебели, из-за печи, выскакивая из-под столов и лавок.
Капитан схватился за рукоять меча, но на руке повисли пятеро, другой рукой выхватил кинжал, но и тут перехватили. Бросившегося спереди карсамата фон Крисп встретил головой в лицо, второго – сапогом в пах, однако получил по голове плетью со свинчаткой, и перед глазами все поплыло.
Его ударили еще несколько раз, и он повалился без чувств.
Когда очнулся, обнаружил, что сидит на коленях, руки схвачены за спиной кожаным ремешком, а перед ним обутые в мягкие сапоги ноги карсаматов.
– Что, не ожидал, шакал-сабака, нас встретить? – спросил тот, сапоги которого были с серебряной вышивкой – знак сабдая, что-то вроде сержанта в карсаматском войске. Капитана схватили за волосы и резко рванули вверх, жилы на шее натянулись, в руках сабдая блеснул нож.
«Ну вот и все», – подумал фон Крисп и затаил дыхание, однако разговор продолжился.
– Удивлен, шакал-сабака, что быстра нашли?
– Это вас Теллир послал? Посчитал, что много мне заплатил? – Фон Крисп усмехнулся и тут же получил кулаком в лицо, потом ногой в солнечное сплетение. Дыхание перехватило, перед глазами поплыли красные круги.
– Ты ведь знаешь, шакал-сабака, что эрмай убит!
– Чего ты мелешь, я его два дня как видел! – плюясь кровью, закричал капитан.
– Его убили гуиры!
– Убили? – переспросил фон Крисп, всматриваясь в лицо говорящего, как будто пытаясь удостовериться, не врет ли он. – На пост, что ли, нарвались?
Возникла пауза, сабдай был несколько смущен, он ожидал, что подлый гуир сразу признается в содеянном, а тот вел себя так, будто ничего не знал. Кто их разберет, этих гуиров, правду говорят или нет?
– Сам подумай, сабдай, зачем мне его убивать, если он мне золотом платил, последний раз отдал тридцать восемь золотых. Разве за это убивают?
Капитан следил за реакцией кочевника и понял, что собственный кошель Теллира был найден при нем, значит, убийство с целью ограбления исключалось. Останки его коня тоже нашлись, это окончательно сбивало с толку, никаких понятных им мотивов к убийству карсаматы не находили. Возьмись они всерьез за Корнелия да порежь на куски, медленно, как умеют это делать, он бы, конечно, все выложил, но слуга был цел, значит, допросить его не успели.