– Это разные вещи, Харар. Ты же не станешь упрекать кузнеца, способного руками сломать подкову, за то, что он не умеет вышивать по шелку?
– Против Гильгума вы использовали грубую силу, а тут нужна тонкая, так?
– Тихо, прошу тебя, не называй имя этого нечестивца, это может навлечь на нас другие несчастья.
Вендор с опаской огляделся, так же подозрительно на них с Хараром покосился стоявший у ворот алебардист.
Харар намеренно подводил разговор к теме схватки на кладбище огров, ведь все, что он сумел выведать у Вендора, это имя напавшего на него мага – Гильгума. А хотелось узнать больше – значительно больше!
– То есть вы могли разнести этот хлев, где укрывались бродяги, – в тот раз, когда нас заметили?
– Мог, а что толку? Они бы сгорели, и мальчишка унес бы секрет Карцепоса.
– Честно говоря, мессир, я думал, что после битвы вы изнемогли, оттого нас и заметили.
– И это тоже, – кивнул маг. – Мерзавец Гильгум… он вовремя отвлек меня на этих карсаматов и нанес удар. – Вендор вздохнул и погладил бороду. – Сначала я подумал, что лучше не сопротивляться и умереть, эта сила могла пригодиться мне и в другом мире, но потом мне стало любопытно узнать, да, именно любопытно, как он здесь оказался, с кем он и зачем решил меня убить.
– И теперь вы знаете ответы на эти вопросы?
Вендор усмехнулся.
– Ты хитрец, как все люди, Харар. Шаг за шагом все же втянул меня в этот разговор, а ведь я удерживал тебя от этого сколько мог, но ты упорно просовываешь голову в петлю… Что ж, изволь. Гильгум пришел с юга, скорее всего, его теперь поддерживает Хивва – такого удара у него прежде не было, а убить меня он хотел потому, что сам ищет Карцепоса.
– Он тоже знает о Карцепосе?
– Разумеется, ведь мы все трое входили в Круг Четырех.
– Четырех? Значит, был и четвертый?
– Был. Энверсай – Земля, но я давно о нем ничего не слышал. Либо Гильгум, либо Карцепос уже избавились от него.
– Мессир, а почему вы сказали «Энверсай – Земля»?
– Мы представляли силы четырех стихий: Энверсай – Земли, Карцепос – Воздуха, Гильгум – Воды.
– А вы – Огня?
– Да, я – Огня. Поэтому магия каждого из нас брала свое начало и силу именно в этих стихиях.
Они помолчали, глядя на замыкающие колонну повозки.
– А что вы делали, когда были вместе?
– Мы владели миром.
– Вла-де-ли ми-ром?! – переспросил пораженный Харар.
– Только не этим – другим.
– А как же вы оказались здесь – все четверо?
– Не четверо, Харар, а только двое – я и Гильгум. Про двух других пока еще ничего не известно.
– Целый мир! Подумать только, я даже не знаю, что бы я делал, будь у меня целый мир. Наверное, это быстро надоедает, когда все можешь?
– Все не совсем так. Владеть миром не так интересно, как ты думаешь, приходится воевать каждую минуту.
– С кем?
– С теми, кто пытается эту власть перехватить, – с внутренними и внешними врагами. Как видишь, им это удалось, Карцепос оказался самым слабым среди нас, он попал под чары Джул, которую уже тогда поддерживала Хивва.
– Хивва это что – такое существо?
– Существо? Нет, скорее это способ существования – полное разрушение.
– Разрушение чего?
– Всего.
Они еще помолчали. Мимо пробежала собака, остановившись возле алебардиста, она требовательно тявкнула, тот позвал кого-то, и собаке вынесли костей. Глядя на эту картину, Харар задумчиво произнес:
– Если Хивва поддерживает Джул, а Джул в союзе с Карцепосом, то почему Гильгум не знает, где Карцепос, ведь его тоже поддерживает Хивва?
Вендор удивленно на него уставился.
– Поистине, иногда ты приводишь меня в состояние удивления, хотя магу подобные переживание и неведомы. Скажи, откуда в тебе, балаганном фокуснике, такая способность к развязыванию этих хитросплетений?
– Я не знаю, это как-то само приходит, – пожал плечами Харар.
– Само. – Вендор усмехнулся и снова погладил бороду. – Ты правильно заметил несоответствие. К тому времени, когда Гильгум стал пользоваться поддержкой Хиввы, Джул от нее уже ушла. Она решила ни с кем не делиться силой, что давал ей влюбленный в нее Карцепос, и жить вечно, ведь в отличие от него она была обычным человеком.
– И сколько же лет она прожила, пользуясь этой силой?
– Ну, если сейчас жива, то около трехсот.
Внезапно Вендор крепче вцепился в посох и прямо на глазах Харара осунулся, черты его лица заострились, взгляд потерял остроту. Через пару мгновений все вернулось в норму, маг перевел дух и сказал:
– Это Хивва, она все ближе и проверяет тех, кто может ей угрожать.
– Она не может причинить вам вреда, мессир?
– Она попытается, по крайней мере сделает все, чтобы усложнить мою жизнь. Но мы все равно пойдем на юг, мы должны.
Весь день до самого вечера колонна двигалась безо всяких приключений, миновав лесистые холмы, рощи и даже одну речку, больше похожую на ручей. Страшных сюрпризов вроде следов от грабительских набегов карсаматов больше не попадалось, и это было неудивительно: через каждые пять миль встречался разъезд из четырех-пяти десятков всадников. Пока была такая возможность, единственную дорогу на Арум герцог держал под контролем.
Ближе к сумеркам попалась сожженная дотла придорожная деревня. Только по завалам головешек можно было определить, где прежде стояли дома. На одной из улиц лежал обгоревший и уже объеденный зверями труп лошади. В другом месте, возле уцелевшего закопченного забора, были узнаваемы тела двоих людей, они превратились в уголь.
Глядя на пепелище, невольники угрюмо молчали, оно было одним из явных признаков их приближения к самой настоящей войне, они уже шли по ее следам. На обочине попалась сломанная карсаматская стрела, сержант Уэйт пнул ее ногой и выругался.
То, что они увидели, не улучшило настроения. Скоро стало темнеть, и встать на ночлег пришлось всего в паре миль от пепелища – между двух холмов с пологими склонами. Организовывать лагерь на вершине, помня случай с похищением лошади, капитан не решился, зато для наблюдателей позиции на вершинах обоих холмов подошли как нельзя лучше.
Единственный уцелевший пес обнюхал все кусты в поисках змей, и лишь после этой проверки невольники и солдаты из отдыхающих смен завалились спать на траву.
Где-то на юге начиналась гроза, грохотал гром, и ослепительные вспышки молний высвечивали тучи добела. Подул ветер, раскачивая росшие на холмах и у их подножия деревья, они издавали такие жалобные скрипы, что это наводило страх. Питер уже начал засыпать, когда ему показалось, будто скрип деревьев стал сильно напоминать крики ночного чудовища, что унесло лошадь. Та же тоска и какая-то требовательность, мол, отдайте, и все.