– Она… она – погибла?
– Нет! Но – в критическом состоянии! В коме! Увезли в Склифосовского.
– Где это случилось?
– Говорят: на Алтуфьевском шоссе. Машина перевернулась. С ней был ее сын.
– А он?..
– Слава богу, с ним все в порядке. Отделался царапинами.
По ходу разговора я вдруг обнаружил, что уже стою у себя в комнате и натягиваю джинсы.
– Катя, вы не знаете, – закричал я, – где конкретно это случилось?
– Я же говорю вам – на Алтуфьевском шоссе!
– Это я понял, а где конкретно – в Москве, в Подмосковье?
– Господи, да какое это имеет значение?!
– Для меня – имеет!
Не объяснять же ей, что дело о катастрофе могло попасть или в столичное, или в областное ГАИ, и мне надо было точно знать, куда обращаться.
– Я не знаю, где конкретно это произошло! – сердито прокричала в трубку Катя.
– На какой она была машине?
– Не знаю! У нее с Лессингом их было две.
– Какие?
– Какие-то немецкие.
– Немецкие? Какие точно? Вы же автомобилист!
Я уже застегивал рубашку.
– Господи, я не знаю! Кажется, обе – «Фольксваген», одна большая, другая – маленькая.
– «Пассат»?
– Да, да, точно, одна из них была «Пассат».
– А вторая? «Гольф»?
– Нет-нет…
– «Поло»?
– Да, «Поло». Да, точно.
– Катя! Милая! Слушайте меня внимательно! Я вас очень прошу! Никуда не выходите из дома! Ни сегодня, ни завтра! Никому не открывайте дверь! Пусть с вами все время будет муж!.. Это очень важно!
– Но у меня уроки…
– К черту уроки! – заорал я. – Можете вы, в конце концов, заболеть?!
– Я постараюсь…
– К черту – «постараюсь»! Сидите дома, вам говорят! Сидите и не рыпайтесь! А я все выясню насчет Вали. И завтра – то есть уже сегодня – утром я вам позвоню. Будете спать – включите автоответчик. Есть автоответчик?
– Да.
– Вы хорошо меня поняли?
Казалось, Катя находится в некоторой прострации.
– Да, – слабым голосом ответила она.
– Привет вашему мужу. Ложитесь спать. Я вам утром обязательно позвоню. Все будет хорошо.
Я нажал кнопку отбоя.
Дело приобретало новый оборот.
Уже совсем одетый, я вышел из своей комнаты в коммунальный коридор и взял трубку домашнего телефона. Аппарат стоял на полочке в углу – хотя по нему давно уже плакал Политехнический музей, раздел истории древней техники. Однако надо отдать должное, слышно по нему было лучше, чем по самоновейшей мобильной «Нокии».
Я взглянул на часы – без двадцати три – и набрал известный мне на память номер.
Трубку взяли с третьего гудка.
– Любочка! Милая! – заголосил я фальшиво-бодрым тоном, когда в трубке отозвался знакомый голос. – С Рождеством тебя! Поздравляю! Христос родился!..
У Любочки было по меньшей мере три достоинства: большие пухлые губы, статус незамужней дамы и непреходящая симпатия ко мне, грешному. И еще – она работала в Главном управлении ГАИ-ГИБДД.
– А, это ты… – вяло откликнулась Любочка. – И тебя – с Рождеством… Ну, говори, чего тебе надо…
– Да вот, хотел тебя поздравить… – насквозь лживым голосом проговорил я.
– Не ври, – строго ответила Люба.
– Ты слишком проницательна. Ты хуже Шерлока Холмса. Да, у меня есть до тебя дело. И с меня – конфеты и коньяк. Но это – только повод тебе позвонить…
– Когда мы с тобой увидимся?
– Не кончатся выходные, как я припаду к твоим ногам, любовь моя!
Тут из своей комнаты выполз мой коммунальный сосед, заспанный отставник Федотыч в голубых кальсонах. На его лице отпечатались складки от подушки. Федотыч проследовал в туалет, подтягивая на ходу исподнее. Проходя мимо меня, он между делом спросил: «Кадришься?» – и подмигнул.
– Говори, что за дело, – молвила в трубке безотказная Любочка.
– Сегодня вечером, – я ухватил быка за рога, – на Алтуфьевском шоссе – где конкретно, не знаю – произошла авария с иномаркой. За рулем была женщина. Валентина Лессинг. По буквам: любовь – ежик – счастье – счастье … Да, двойное «счастье»… Далее: искорка – нежность – глупышка… Получается: Лессинг… Записала?
– Да записала… – меланхолически откликнулась Любочка.
– Она, эта Лессинг, – продолжил я в телефон, – сейчас в тяжелом состоянии в больнице, в Склифе. На какой она была машине – я не знаю, но это была иномарка. Скорей всего «Фольксваген», либо «Пассат», либо «Поло»…
Тут из туалета обратно в свою комнату проследовал Федотыч. Проходя мимо меня, он опять поддернул голубые подштанники, подмигнул и спросил: «Работаешь?»
– Любочка! – перекрикивая извергающийся шум воды из сортира, проорал я в телефон. – Миленькая! Узнай мне, кто взял это дело. И где сейчас стоит битая машина… Поскорей, умоляю… И позвони мне сразу – домой или на мобильный…
– Ладно, – устало отозвалась Люба. – Все сделаю. Пока! Произнести по буквам? Пока: паршивец – осел – кретин…
– Все-все-все! – я торопливо повесил трубку.
В ожидании Любиного звонка я прошел на кухню и сделал новую добрую порцию свежезаваренного чая.
Когда крутейший напиток заварился и я налил его в любимую кружку с гравировкой: «Павлу Синичкину за отличную службу» – тут раздался звонок по мобильному. Видать, Любочка решила, в порядке легкой мести, выставить меня на оплату счетов сотовой сети.
– Хеллоу? – откликнулся я, придавая голосу необходимую интимность.
– Ну, слушай, паршивец, – в трубке раздался Любочкин усталый голос. – ДТП произошло сегодня, на четвертом километре Алтуфьевского шоссе, в восемнадцать пятнадцать. «Фольксваген-Пассат» бежевого цвета, номер 166-50 RUS, следовал по направлению из области в Москву. За рулем в самом деле находилась эта твоя Валентина Павловна Лессинг… Любовница? – вдруг подозрительно спросила Люба.
– Да какая к черту любовница! – закричал я. – Клиентка! Точнее – свидетельница по делу! Клянусь!..
– Ладно, – усмехнулась Люба, – будем считать, что я тебе поверила… Так вот. На одном из поворотов – а шоссе там петляет – водитель не справился с управлением. Автомобиль вылетел с дорожного покрытия и несколько раз перевернулся. Сработали подушки безопасности, однако водитель – водительница твоя! – была не пристегнута, поэтому получила тяжелые черепно-мозговые травмы. Ее отправили в Склиф в крайне тяжелом состоянии. Пассажир, мальчик шести лет, Михаэль Лессинг, был пристегнут, поэтому почти не пострадал…