– Хорошо, – пожала плечами Варя, – ты же видишь, я ничего и не записываю. Так что ты там хотел рассказать про Галеева?
– Знаешь, был один случай… – доверительным тоном начал Нычкин. – В Португалии, перед тем, как мы с чемпионата домой уже уезжали… Мы тогда отвальную устроили. Пошли все вместе, Командой, в один кабачок. Ну и расслабились там, конечно. Крепко расслабились. Считай, практически всю ночь гудели.
– А как же тренер ваш? Не запрещал?
– Да что он нам, тренер!.. Мы ж игры в сборной уже закончили, потом каникулы две недели. Да мы и по клубам разъезжались… Так что Старшой нам не препятствовал. Он даже с нами посидел. Ну, не всю ночь, конечно, а так, символически. Потом ушел, а мы знатно загужевались… Так я к чему?
– Ты о Галееве начал.
– Вот-вот. Он-то на этой тусовке круче всех перебрал. Ну и подсел ко мне. А он, хочу заметить, практически единственный из всех, на чемпионате в одиночку был. Ни жены (он вообще не женат), ни подружки. Ну вот, Галеев и стал со мной разговоры разговаривать. Типа исповедоваться… Въезжаешь?
– Ну, типа, да, – в тон футболисту сказала, улыбнувшись, Варвара.
– Галеев, значит, подсел ко мне и говорит: «Ты, вот, Нычкин, – говорит, – Кондакова не любишь». – «Да так, – отвечаю, – отношусь я к нему ин-диф-фер-рент-но». – «А я, – он говорит, – его ненавижу». Прошу заметить: Галеев тогда уже очень сильно пьяный был. А что, как известно, у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Ну вот. «Я, – говорит он мне, – мечтаю ему все ноги переломать, чтобы он, – Кондаков то есть, – три года с постели встать не мог. А когда бы встал, чтоб никогда уже в футбол не смог играть и чтобы сдох, как собака, как бомж, нищий, под забором!» И такая, знаешь ли, ненависть у него в глазах – я прямо аж удивился. Такими глазами он на Кондакова нашего смотрел (а тот за соседним столиком в то время сидел) – как настоящий волк. Так и казалось: сейчас подойдет к нему и станет по морде бить…
Варя удивились:
– За что же он так на него?
Как только дело дошло до работы, до настоящей работы, с Варвары вся усталость куда-то слетела. И сразу стало интересно: а не врет ли Нычкин? И зачем он все это Варе рассказывает? Зачем закапывает Галеева? И правда ли то, о чем он вещает? Или он все это придумал? А если выдумал, то зачем и почему?
– А вот тут ты не торопись, – поднял указательный палец кверху Нычкин, – тут своя предыстория есть.
– Что еще за предыстория? – нахмурилась Варвара.
– Рассказываю. Однажды, это было еще до той пьянки, я к Галееву в номер зачем-то зашел. Это еще на прошлых сборах было. А он лежит на кровати и какую-то фотку рассматривает. И когда он меня увидел, чего-то вдруг засмущался, фотографию эту откинул, оборотной стороной на тумбочку положил – чтоб я, значит, изображение никак не разглядел. Я сразу подумал: чего он там такое может рассматривать, чего так смущается? Детскую порнушку, что ли? Или, может, гомиков? Очень мне интересно стало. Ну, я тогда с ним побазарил маленько, о чем хотел, а как стал уходить, так вроде споткнулся, тумбочку покачнул, фотография с нее и слетела. Тот кинулся, но фотку я первый поднял, а там знаешь, кто?..
Нычкин сделал паузу.
«Господи, – мысленно поморщилась Варвара, – да говори же ты! Не много ли на меня одну этих забавников? Сначала Костик-следователь интриговал, паузы вешал, теперь вот этот…»
– Ну не томи! – рявкнула она. – Говори толком.
– А та-ам, – эпически протянул Нычкин, – на фо-о-ото была изображена Анжела Кондакова, ныне вдова. Красивая. И совершенно, абсолютно голая. Без единого предмета туалета, не считая гетр, стрингов и мяча.
– Ну и что? – пожала плечами Варя и усмехнулась, подначивая форварда. – Подумаешь, фото голой женщины. Ты сам, что ли, порнушку не рассматриваешь?
– Ты не понимаешь! – досадливо вскрикнул Нычкин. – Одно дело порнушка, а другое – жена друга! Совсем другое!
– Ну хорошо, – устало проговорила Варя, – я согласна. Жена друга – дело иное. Ну, предположим, рассматривал Галеев голую Анжелу. Можно подумать, ты этой фотографии не видел.
– Видел, конечно. Ее вся страна видела. На страницах «Молодежных вестей».
– Ну, и где же тут состав преступления?
– Минуточку, – воздел перст Нычкин, – а теперь возвращаемся к той пьянке-тусовке в Португалии.
– Ну возвращаемся, – устало поддакнула Варя.
– Там, на пьянке-отвальной, Галеев – я подчеркиваю, он сильно пьяный был – мне излил, значит, душу по поводу Кондакова, и как он его ненавидит. А потом про то начал говорить, как он Анжелу Кондакову любит. Про то, что он бы ее хотел трахнуть (прошу прощения) прямо сейчас. И что он бы потом ее всю жизнь на руках носил, не то что муж, этот хрен с горы (опять прошу пардону, но это Галеева слова) – Кондаков.
– Мало ли чего человек спьяну не наболтает, – подначила его Варвара.
Своим явным недоверием к рассказу Нычкина она сознательно провоцировала его на дальнейшие откровения.
– Да?! – Нычкин поймался на удочку. – Знаешь, а ведь потом Галеев к столику пошел, где Анжела с Кондаковым сидели. И стал Анжелку приглашать на танец, хоть это таверна была, а не дискотека, и никто там не танцевал, но музыка, конечно, играла. Анжелка удивилась, однако согласилась, встала. Поняла, наверное, что Галеев слишком пьяный, чтобы с ним спорить. Ну и Кондаков не стал возражать. Начали они с Галеевым между столиков топтаться, и смотрю я, Галеев ее зажимает. Все теснее ее жмет, теснее. Прямо-таки щупает и в ухо что-то шепчет. А потом Анжелка все-таки не выдержала, вырвалась от него и по лицу его съездила. Тут и Кондаков к ним подскочил. Хотел на Галеева броситься. Ну, она, Анжелка, мужа своего успокоила, а Галеева послала куда подальше. На три буквы, буквально. Это все, кто в таверне был, слышали. А Галеев взял стакан с их стола и как грохнет, правда, не в Кондакова, а на пол. А потом развернулся, крикнул: «Сволочь ты, Кондаков! Ты скоро сдохнешь!» – и ушел. Это все видели и слышали, ты хоть кого спроси.
Нычкин откинулся в своем кресле, сладко потянулся, зевнул, а потом подытожил:
– Вот такая, блин, история.
Варвара машинально отбрила:
– Попрошу без «блинов», – и сосредоточенно кивнула: – Я поняла. Вот только другого понять не могу, – она пристально глянула на футболиста. – Зачем ты мне все это рассказал?
Центрфорвард пожал плечами:
– Исключительно ради справедливости.
– А зачем ты закопать Галеева хочешь? – прищурилась Варя.
– Да на фиг он мне нужен, его закапывать! – воскликнул Нычкин. – Просто рассказал тебе, и все. При чем здесь: «закапывать», «раскапывать»? Поможет это вашему следствию – хорошо. Не поможет – ну и пожалуйста. Мое дело сторона. Только еще раз официально заявляю: под протокол я это никогда и никому повторять не буду. Только тебе рассказал. За твои красивые глаза и неземную улыбку.