Сердце из нежного льда | Страница: 54

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Следующей после Ольги была Ульвия, прекрасная армянка. Сергей столкнулся с ней в одном из переходов метро и после этого уже не смог продолжить путь в ранее заданном направлении. Девушка была похожа на сказочную восточную принцессу, эдакую царевну Будур. Она была высокой, почти такого же роста, как Сергей, и очень тоненькой. Голову оттягивал назад огромный хвост иссиня-черных волнистых волос. Впереди волосы были зачесаны гладко-гладко и открывали смуглое медовое лицо с огромными черными глазами в потрясающе длинных ресницах. Носик был прям, тонок и прозрачен, а губки – маленькими, но пухлыми, похожими на цветок, как у женщин с иллюстраций к сказкам Шехерезады.

Оказалось, что Ульвия говорит с сильным акцентом. Она рассказывала о себе в мужском роде: я пошел, я хотел, и была невероятно дремуча. Ее семья жила по своим старинным законам, и европеизированный Ленинград им был не указ. Девушке запрещалось пользоваться косметикой и носить брюки. От отсутствия на лице краски Ульвия не страдала, потому что и без нее была необыкновенно яркой, а вот джинсы ей очень хотелось. У нее была фигура модели, и они очень хорошо смотрелись бы на ее стройных бедрах. Впрочем, и без джинсов она была одета очень дорого и модно. Ее папаша Хачатур Рафаилович Манукян имел дело с овощами и фруктами на овощной базе в Сортировочной, от которой кормился не только он сам с семьей, но и еще куча всяких прихлебателей и приживалок с его исторической родины. Манукяны жили в Ленинграде уже очень давно. Ульвия окончила восемь классов местной школы и больше никогда и нигде не училась и не работала. В семье девушку холили, лелеяли и готовили к выгодному замужеству. Сергей сразу понял, что выгодным женихом папаше Хачатуру не покажется. Более того, он сразу догадался, что от Ульвии лучше всего отвалить побыстрей, пока парочка ее братьев не пронюхала, что он с ней встречается. Встречались они, кстати сказать, редко, урывками, и это, наверно, сыграло свою роль. Отвалить он так и не смог. Запретный плод всегда сладок, а такой экзотический – тем более. Ульвию редко выпускали в город на прогулку одну, и свидания их были краткими, бурными, с жаркими поцелуями в живописных уголках старой части Ленинграда. От невозможности по своему желанию видеться с этой девушкой, как со всеми предыдущими, кровь Сергея разогрелась до такого критического состояния, что он готов был пойти на смерть, чтобы вырвать ее из железных когтей семьи. Их любовь казалась ему легендарной. Шахсенем и Гариб, Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта – все их сложности и проблемы были ничто в сравнении с муками Сергея и Ульвии. Сергей не хотел замечать, что девушка живет чуть ли не по средневековым законам: ничего не знает, ни о чем не имеет представления, ничего не читает и по телевизору смотрит программы по выбору мамаши Гаянэ. Она никогда не была в театре, на выставке, в кафе или в ресторане. Она не ездила на экскурсии и абсолютно не знала Ленинграда, поскольку никуда не ходила, кроме универсальных магазинов. Сергею некогда было удостовериться, что поговорить с ней абсолютно не о чем. За краткие минуты свиданий они еле успевали нацеловаться и наговориться о любви. В конце концов, сгоравший от желания обладать восточной красавицей в полной мере и получить ее наконец в свое личное пользование Сергей сделал девушке предложение. Ульвия, разумеется, согласилась, одарив его бешеным количеством поцелуев в укромном уголке Летнего сада. Она сказала, что предварительно переговорит на предмет этого с мамашей Гаянэ и о результатах переговоров доложит ему незамедлительно. Переговоры Ульвии потребовали неожиданно много времени. Сергей не видел девушку недели три и уже совершенно отчаялся, когда ему наконец позвонил сам Хачатур Рафаилович Манукян и официально пригласил к себе в дом на что-то вроде смотрин.

Сергей решил, что для посещения такого нетрадиционного семейства лучше всего надеть строгий официальный костюм темных тонов и желательно – тройку. Подобного костюма у него не было, поскольку обычно он одевался в молодежном стиле: в джинсы, джемпера, куртки. Костюм цвета мокрого асфальта, светлую рубашку, галстук и нарядные, чуть ли не бальные, туфли к нему пришлось купить. Сергей выкинул кучу денег, но решил не расстраиваться, поскольку наряд вполне может сгодиться и для свадебной церемонии.

Что принести с собой в дом Манукянов, Сергей не знал. Вино? Какое? Что пьют эти армяне? Не свой же армянский коньяк? Посчитают еще каким-нибудь намеком… А что, если французский? Нет… Во-первых, где его взять, а во-вторых, папаша Хачатур может подумать, что он алкоголик, и не отдаст дочь. Торт? Может, они не едят европейские лакомства? Постоять, что ли, в очереди в «Восточных сладостях»? А вдруг они посмеются над ленинградскими восточными сладостями, обзовут дешевой подделкой? А цветы? Какие цветы предпочитает мамаша Гаянэ?

Вконец измученный Сергей остановился на двух букетах алых роз, для Ульвии и ее мамаши, и огромной подарочной коробке конфет «Медный всадник», за которой специально съездил на кондитерскую фабрику имени Н. К. Крупской, – для всех.

Костюм цвета мокрого асфальта и алые розы произвели хорошее впечатление. «Медный всадник» – умеренное. Смотрины проходили в новом доме улучшенной планировки на Кондратьевском проспекте в огромной четырехкомнатной квартире, обставленной с роскошью советского доперестроечного периода: огромные ковры во все стены, полированные стенки, сверкающий в серванте хрусталь и огромная, тоже хрустальная, люстра, нежно позванивающая многочисленными висюльками. Что было на столе, Сергей помнил не отчетливо, потому что на нервной почве не мог толком ни есть, ни пить. Единственным, что он хорошо рассмотрел, было стоящее перед ним огромное блюдо с фруктами, в центре которого лежал ананас. Ананас окружали персики, гранаты, бананы, черный виноград и еще какие-то фрукты, никогда прежде не виданные Сергеем. Папаша Хачатур оказался крупным волосатым мужиком с таким огромным носом, с каким изображают восточных мужчин или евреев на карикатурах. Два его сына, сидевших бок о бок, как двое из ларца, были под стать ему: рослые, широкоплечие, с коричневыми, прокопченными неизвестно на каком солнце (явно не на ленинградском) лицами. Ужин проходил в гробовой тишине, если не считать редкие вопросы, которые вылетали из-под усов папаши Хачатура: кто таков? кто родители? чем занимаешься? что имеешь в денежном эквиваленте и вообще? Сергей понимал, что, с точки зрения семейства Манукянов, он не имеет ничего. Что такое однокомнатная малогабаритка на Гражданке, полученная им от «ящика» как молодым специалистом, по сравнению с этими хоромами улучшенной планировки? А сто восемдесят пять рублей в месяц – это же курам на смех! Ни дачи, ни машины, ни даже кухонного комбайна, а телевизор – так и вообще черно-белый! Так жить унизительно для настоящего мужчины. Папаша Хачатур сразу дал это понять Сергею, а братаны Ульвии согласно закивали головами. Сама Ульвия, ни разу не раскрывшая до этого момента рта, не выдержала и подала наконец голос:

– Папа, вы же можете взять его к себе на базу!

Сергей похолодел. Этого только не хватало! Неужели она всерьез думает, что он, многообещающий физик-ядерщик, пойдет торговать луком и кабачками? Эта минута стала моментом истины. Сергей будто очнулся ото сна или гипноза. Он вдруг увидел все происходящее другими глазами. Перед ним сидели хищные, циничные торговцы, разбогатевшие на овощах и фруктах в то время, как в советских овощных магазинах продавались лишь картошка с морковкой да яблоки «джонатан». Два братца с туповатыми лицами и тяжелыми взглядами вполне способны развязать против Сергея священный газават, если он чем-то им не угодит, даром что не мусульмане. А мамаша Гаянэ? На нее даже смотреть страшно: тучная, квадратная, с темным пористым лицом и гренадерскими усами. Как там говорится: хочешь узнать, какой станет твоя жена в будущем, посмотри на ее мать! Сергей вгляделся в Ульвию и с ужасом увидел то, что недосуг было заметить во время кратковременных свиданий: узкий низенький лобик, темноту намечающихся усиков под носом и, главное, отсутствие всякого интеллекта во взгляде. Как же он вляпался! Надо срочно уносить ноги из манукяновской квартиры улучшенной планировки! Он откашлялся и тонким, не своим голосом, спросил папашу Хачатура: