– Правильно ли я понял, что вы мне отказываете?
– Не совсем, – ответил папаша, отправляя в рот очередной жирный кусок мяса. – Приходи завтра ко мне на базу, поговорим еще как мужчины.
Братаны опять согласно закивали, Ульвия счастливо улыбнулась, обнажив два ряда меленьких зубов, величина которых тоже почему-то неприятно поразила Сергея, хотя он сто раз их видел до этого. Мамаша Гаянэ тоже улыбнулась, продемонстрировав почти полное отсутствие зубов какой бы то ни было величины. Сергей с облегчением встал из-за стола, не глядя на Ульвию, попрощался и покинул дом Манукянов, чтобы никогда туда не возвращаться. Он боялся, что Ульвия будет звонить ему и плакать, но она не позвонила ни разу. Видимо, за этим теперь зорко следили и папаша Хачатур, и братаны, и мамаша Гаянэ. Только один раз раздался в квартире Сергея звонок, когда ответом на его «алло» было молчание с тягостным вздохом перед тем, как звонивший повесил трубку. Этот звонок возвестил конец затянувшейся сказке Шехерезады. Таким образом, Сергею даже не пришлось объясняться с Ульвией и трагическим голосом произносить: «Я не смог тебя полюбить». Он постарался побыстрей выбросить ее из головы и больше никогда не смотрел в сторону экзотических красавиц, как бы привлекательны они ни были.
Все остальные девушки Сергея были русскими. Среди них однажды, правда, затесалась хорошо замаскировавшаяся под хохлушку еврейка, но он ее все-таки раскусил и безжалостно выбраковал. Девушки были всякие: брюнетки, блондинки, крашеные и натуральные, шатенки и даже одна огненно-рыжая. И у всех у них обязательно обнаруживался какой-нибудь дефект, который позволял Сергею довольно быстро прощаться с ними, сопровождая прощание удачно найденной однажды фразой: «Я не смог тебя полюбить». Одна девушка безвкусно одевалась, другая громко прихлебывала чай, у третьей отец был горьким пьяницей, четвертая не могла разгадать до конца ни одного кроссворда, что говорило о некотором ее скудоумии. И у всех у них: и блондинок, и брюнеток, и умненьких, и не очень – был один существенный недостаток: все они хотели за него замуж. Сергей и раньше-то не слишком стремился к семейной жизни, а уж с тех пор, как сдуру чуть не женился на фруктово-овощной армянской принцессе, – и подавно. Все женщины стали казаться ему коварными паучихами, опутавшими всю северную столицу своими сетями. Вот он, Сергей, абсолютно честен. Если видел, что девушка порядочная, нежная и домашняя, никогда не лез ей под юбку. С такой и просто поцеловаться – одно удовольствие. Если же встречалась особа, многое повидавшая, он честно и сразу предлагал ей постель и никогда не обещал, что за бурной ночью непременно последует вальс Мендельсона. И чего им всем надо? Борщи и пеленки с распашонками? Эти семейные радости позволить себе никогда не поздно, а вот молодость – раз-два и кончится. Кусай потом локти, что не догулял, не вкусил всех радостей столичной жизни!
С Татьяной Кравченко Сергей познакомился в компании, в которой как-то праздновал Восьмое марта. Она была подругой его однокурсницы. Сначала он не обратил на Татьяну особого внимания, потому что она была не слишком хороша собой: с бледным неправильным лицом, скуластая и полноватая телом. Ее очень украшали большие карие глаза, но затмить тяжелую фигуру они не могли. Сергею нравились девушки худые и яркие. Очень скоро он заметил, что эту самую Татьяну наперебой приглашают на танцы все его приятели. Она обладала каким-то магнетизмом и притягивала к себе лиц мужского пола, независимо от возраста, социального и даже семейного положения. В конце концов в поле ее магнетизма оказался и Сергей. Очевидно, он ей понравился больше других, потому что вскоре она отшила всех других настойчивых кавалеров и танцевала с одним Сергеем. В первом часу ночи он пошел ее провожать. Она жила с родителями и братом, но у нее была своя комната. Пристально посмотрев ему в глаза, Татьяна сказала так же честно, как любил говорить он:
– Если у вас, Сергей (тогда они еще были на «вы»), серьезные намерения, то я не имею ничего против, если вы останетесь у меня ночевать. Если вы еще хотите попрыгать на свободе, то – до свидания. Мы вполне можем с вами походить по театрам, музеям и компаниям, пока я не соберусь замуж за другого.
Сергей обалдел от подобного откровения, от того, что перед ним честно открыли свои карты, и… остался ночевать.
Татьяна оправдала его самые лучшие надежды. В постели она отличалась большим темпераментом и изобретательностью. К тому же была умна, начитанна, эрудированна и отличалась хорошим вкусом. Свою не слишком стройную фигуру она умело маскировала удачно подобранной одеждой. К ней тянулись не только мужчины, но и женщины, и Сергей, который вдруг неожиданно обнаружил, что ему уже ровно тридцать, решил, что пришла пора жениться. Именно эту женщину он так долго искал. Она не опозорит его в любой компании, будет соответствовать его высокому статусу знаменитого в будущем ученого, а возможно (чем черт не шутит!), и академика. Дом у них будет – полная чаша, а дети, мальчик и девочка, – прелестны и умны.
Они сыграли шумную свадьбу в ресторане гостиницы «Европейская», и через год Татьяна родила сына и наследника, чему Сергей был несказанно рад, но к чему, как оказалось, абсолютно не был готов. Наследник был крикливым и болезненным. Татьяна, сильно располневшая после родов, как-то в одночасье перестала маскировать свою полноту удачно подобранной одеждой и, что называется, обабилась. Сергея тошнило от вида темных кругов, расплывающихся на ее халате от избытка молока, от ее сладковато-кислого запаха и небрежно сколотых на затылке немытых волос. Он видел, что жена уставала, недосыпала и вертелась как белка в колесе, но помочь ей особо не старался. Сергею стыдно было признаться даже самому себе, что ему был неприятен вечно орущий описанный малыш и все с ним связанное. Сначала его раздражали груды мокрого белья и липкие бутылочки с сосками, потом – протертый овощной прикорм горохового цвета и вязаные голубенькие пинетки, потом – зеленый эмалированный горшок, дебильный поросенок Хрюша из телепередачи «Спокойной ночи, малыши!» и всякое такое прочее, что сопровождает рост и взросление человеческого детеныша. Татьяна чувствовала, что муж не в восторге от маленького сына, но старалась не обижаться, потому что нежно любила обоих. Она успевала везде сама и надеялась, что, когда пройдет тяжелый период младенчества, отец обязательно полюбит сына.
Младенчество, как тому и положено быть, прошло, но тяжесть последующих периодов грозила перевесить тяжесть предыдущего. У мальчика открылась астма, и Татьяна сбилась с ног в поисках особых препаратов, которые достать тогда было очень трудно. Она снова похудела до былых размеров, стала опять следить за собой, но это уже не интересовало Сергея. Он понял, что с женитьбой промахнулся: жена оказалась всего лишь домашней клушкой, совершенно оторвавшейся от культурной жизни северной столицы и не стремившейся к ней вернуться; сын – тщедушным астматичным очкариком, с которым стыдно даже рядом пройтись по улице. Как мог у него, у Сергея, высокого красавца со светлой пышной шевелюрой, появиться такой плюгавый черномазый отпрыск? А может, Татьяна была еще хитрее всех его предыдущих женщин? Может, это вовсе и не его сын? Он на него и не похож нисколько! Сергей пытался осторожно выведать настоящее происхождение ребенка у Татьяны, великодушно намекая на то, что не обидится за правду, но она, побелев от гнева, сказала, что если он сомневается, то пусть сегодня же убирается ко всем чертям. Сергей не убрался, потому что, честно говоря, и убираться-то особо было некуда. Они несколько лет назад обменяли его однокомнатную квартиру на Гражданке и комнату, которая была в загашнике у Татьяниных родителей, на двухкомнатную квартиру в старом доме на Лиговском проспекте. Квартира была дрянная, с вечно текущими трубами и сырыми стенами, но зато двухкомнатная и практически в центре города.