– Ректор дал мне список преподавателей… – рассеянно сказал Дима. Он, кажется, переживал, что его обставила Надежда: младший, видишь ли, оперуполномоченный. – Я ректору навешал лапши: работаю над статьей о том, как ученые старшего поколения, невзирая ни на какие трудности, продолжают пестовать студентов… Вот мне ректор и надиктовал – пятнадцать фамилий всяких преподов и профессоров. В данном списке – пятеро выпускников мехмата. Из них трое – наши клиенты. Все они – выпускники того самого, восемьдесят первого, года. Вообще, ректор говорит, тот выпуск был звездным. О нем легенды ходили… Так что, – Дима посмотрел на часы, – через двадцать пять минут у меня интервью с одним профессором в крыле “А”. А через сорок пять минут – со следующим, совсем в другом корпусе, “М”.
– А мы успеем? С одной встречи на другую?
– Успеем, – ухмыльнулся Дима. – Потому что на одно из интервью пойдешь ты.
– Я?! – ахнула Надя.
…И теперь Надя, совершенно в одиночку, стояла перед дверью на кафедру кибернетики Санкт-Петербургского технического университета и отчаянно трусила.
Совещание на кафедре кибернетики, которую возглавлял профессор Резин, выпускник мехмата восемьдесят первого года, затягивалось. В дверную щелку она видела профессора. Тот нависал над начальственным столом, хмурил лохматые брови, рокотал хриплым басом. Сердитый человек, сразу видно. Подчиненные ежатся вокруг приставного столика, а он их, дикий лев, р-р-разносит…
Специально, что ли, Полуянов для нее выбрал самого злого из всех преподов? Сейчас Резин и ее пушить начнет!.. Надя в сотый, наверное, раз прокрутила в голове “школу юного журналиста”, что устроил для нее Полуянов: “Главное, Надька, веди себя уверенно. Никаких интеллигентских штучек: “Ах, не позволите ли?” да “Простите за беспокойство”. Держись с таким видом, будто ты ему одолжение делаешь. Ты, мол, дядя, – провинциальный профессор, а я – корреспондент столичной газеты. Захочу – расхвалю тебя, а захочу – обругаю”.
Когда Дима соловьем разливался, Надя только кивала – так у него выходило складно. Но сейчас, стоя под дверью грозного профессора, она чувствовала, что вся трясется от страха. Давай, Резин, поскорее кончай свое заседание, а то я совсем струшу. Дезертирую в буфет.
Наконец на кафедре зашаркали, зашумели стульями. Надя немедленно приоткрыла дверь. Преподаватели сбились в стайки, что-то горячо заобсуждали. К Резину прилепилась длинноногая деваха, по виду аспирантка. Внимательно его слушала, кивала, вымученно улыбалась. Надя решительно (“Не плетись, не сутулься, глаза не прячь”, – учил ее Полуянов) распахнула дверь, не постучав (еще один урок Димочки: журналисты никогда и никуда не стучатся). Подошла к профессору. Тот на нее – ноль внимания. Слушает свою аспирантку и хмурится. А преподаватели примолкли, с интересом смотрят на Надю – кто, мол, такая, с чем пожаловала?
– Михаил Дмитриевич, здравствуйте. Я – Надежда Митрофанова, корреспондент газеты “Молодежные вести”.
Реплика прозвучала хорошо, солидно. Не зря Дима ей внушал, чтобы голос не дрожал, не срывался.
Профессор немедленно уставился на Надину грудь. Такая реакция ее порадовала. Значит, этот Резин – обычный мужик. Такой же, как хачики с рынка.
– Чем могу, Надежда.., м-м…
– Кирилловна, – с достоинством сказала она. И радостно отметила, что в глазах аспирантки-красотки явственно засверкали искорки зависти. Еще бы! Приходит девчушка, в два раза младше, и профессор сразу величает ее по имени-отчеству.
Теперь главное – не сбиться, повторить заученную фразу как по писаному:
– Мы готовим материал под условным названием “Знания, проверенные временем”. Он будет посвящен университетским преподавателям, – тут, как учил Полуянов, нужно загадочно улыбнуться. – И мы решили, – продолжала Надя, – поговорить с теми учеными, у кого большой опыт, солидный стаж и огромный багаж знаний…
Как и предупреждал Дима, при этих словах профессор Резин приосанился, помягчел и стрельнул глазами по сторонам – слышат ли Надю коллеги? Коллеги – слышали. А она быстро закончила:
– Ваш ректор рекомендовал обратиться именно к вам. (“Себе-то Димка наверняка более перспективного препода забрал”.) Ай да молодец я! Справилась! Целый монолог прочитала!
– А в каком жанре будет ваш материал? – вдруг спросил ее Резин.
Ну вот, началось. Пошли неподготовленные вопросы. И как, интересно, ей отвечать? “Статья – это что такое? Жанр или не жанр? А интервью? А зарисовка?"
Надя приложила все силы, чтобы: а – не покраснеть, б – чтобы голос не дрожал и в – снисходительно улыбнуться. В конце концов, этот Резин – кибернетик. Чего он там понимает в жанрах?!
– Это будет очерк. Большой, прочувственный очерк, – ответила Надя. Эту формулировку она недавно слышала от Димы. Авось сгодится – хорошо бы только профессор не заметил ее замешательства.
– Сколько вам нужно времени для интервью? – продолжал пытать Резин.
Дима говорил ей, что интервью обычно занимает минут сорок. “Но тебе. Надежда, и полчаса хватит. Нет ничего хуже, когда сидишь и не знаешь, о чем спросить. А заготовленные вопросы, скажу по опыту, быстро кончаются”. Надя же, наоборот, боялась, что профессор начнет нести всякую отсебятину и она не сможет переключить его на нужную тему.
– Мне нужен час.
* * *
Дмитрий Полуянов нарушал университетские правила. Курил прямо в коридоре и даже цигарку в руке не прятал, дымил демонстративно. Во-первых, народ весь на лекциях, а во-вторых, Дима нервничал. И злился – в первую очередь сам на себя. Зачем он послал Надьку к этому Резину? Попросил ее накоротке побеседовать, а она уже битых два часа сидит. Впрочем, сам виноват. Отправил на дело “чайника”. Вот и мучайся теперь, жди – потому как следовало предполагать, что безответная Надя окажется не в силах заткнуть профессорский красноречивый фонтан. Ну и ладно, пусть знает, каков на вкус журналистский труд. А то свалилась ей с неба удача с архивариусом – тут же нос задрала. Он-то заметил, с каким торжеством она поглядывала на него. Подумаешь!.. Повстречала архивную тетеньку – заметьте, совершенно случайно – и не менее случайно узнала новость про кражу в “большом” университетском архиве.
Полуянов в который раз заглянул в дверную щелку. Увидел гривастого Резина и поникшую Надю рядом. До Димы донесся тихий, басистый гул – профессор рта, кажется, не закрывал. А Надька только кивала. Обычное дело – интервьюируемый заговорил вусмерть журналиста-новичка. “Сколько можно? Прервать их, что ли?!” Дима закурил вторую сигарету и услышал наконец, что на кафедре раздались шаги, к двери приблизились голоса.
– Не забудьте, Надежда Кирилловна, материал мне на визу прислать, – услышал Полуянов строгий басок. А в ответ – лепет Надьки:
– Безусловно, Михаил Дмитриевич. Вы мне дали такую бесценную информацию…
Дима фыркнул. Дверь отворилась, и его взору явилась измученная, бледная Надя. Увидела его – просияла, затопотала каблучками, чуть не бегом подбежала.