– Налить вам еще?

Голос был мужским.

Она в удивлении вскинула глаза – тот самый красавчик, который выручил ее на похоронах. Кажется, Михаил. С выразительной фамилией Беркут. Стоит совсем рядом, внимательно смотрит в лицо. И вблизи выглядит еще более симпатичным, чем на кладбище. Или ей водка в голову ударила?

– Налейте, – кивнула Таня.

И хватанула еще пятьдесят. Спиртное ожгло горло, приятно согрело желудок, губы сами собой расплылись в улыбку, а хохочущие гости перестали казаться такими противными. Сейчас этот Беркут ее за последнюю алкашку примет. Но тот лишь сочувственно произнес:

– Устали?

– А то... – вздохнула Татьяна. – Попробуй организуй такую ораву...

– Но справились вы блестяще, – похвалил он. И протянул девушке визитную карточку.

«Холдинг „Золотой глаз“. Михаил Беркут, президент», – прочитала Татьяна. И глупо ухмыльнулась в ответ:

– Я тоже когда-то была начальством... творческий директор. А теперь вот наемная писательница. И менеджер по похоронам.

– И еще очень красивая девушка, – серьезно закончил Беркут.

– Ох, ладно вам... – поморщилась Садовникова. От двух подряд рюмок водки в голове шумело, руки, видно, от недосыпа и последних переживаний, подрагивали.

– Я согласен, кладбище – не лучшее место для знакомства. И завязывать отношения на поминках мне тоже не по душе. Но вдруг иного случая не представится? А вы мне правда очень понравились. – Он понизил голос и словно бы для себя добавил: – Впервые кто-то понравился. Впервые за пятнадцать лет...

И тут Таня вспомнила, где раньше слышала его фамилию: кажется, именно о каком-то Беркуте говорили, когда речь шла о погибшей фотомодели. Он еще добивался, чтоб улицу в Сочи назвали в память о ней. Фу, опять похоронная тематика.

Таня поспешно встала. В голове зашумело, и девушка, чтоб не качнуться, схватилась за спинку стула. Пробормотала Беркуту:

– Извините... У меня еще есть дела.

И спешно покинула столовую.

У нее действительно были дела. Таня вдруг забеспокоилась: почему за поминальным столом нет Стасика Холмогорова? Мальчик, конечно, взрослый, и смерть матери вроде переживает не сильно, явно рук на себя не наложит, но мало ли что... Все-таки инвалид, ранимая психика... Нужно убедиться, что с ним все в порядке. Только где искать парня? Проверить в саду? Или сначала подняться в солярий? Очень может быть, что младший Холмогоров там. Сейчас как раз закат, из солярия его видно прекрасно, а Стас ей однажды говорил, что нет прекрасней зрелища, чем умирающее светило. Н-да, умирающее... Опять кладбищенская тема...

Таня вихрем взлетела на третий этаж, торопливо зашагала по устланному коврами коридору. И вдруг услышала из-за двери одной из спален:

– Да, Игнат. Все бумаги готовы. Да, да... Сейчас шум немного уляжется – и начинаем.

Голос Матвея Максимовича.

Садовникова остановилась. Алтухов же, не ведая, что его подслушивают, продолжал:

– Нет, Игнат. Три ресторана – это совсем не много. Ведь гостиница, не забывай, на восемьсот номеров, плюс кемпинги и частные пансионы. А как дорогу из Красной Долины протянем – трех кабаков и вовсе будет маловато...

И голос такой деловой, озабоченный. Совсем не скорбный. Впрочем, насильно печалиться не заставишь... Таня уже собралась двинуться дальше, когда вдруг услышала:

– И не говори, Игнат. Вроде умная баба была, а золотую жилу не прочухала. Такую чушь несла! Заповедная, ха-ха, территория, птички, речушки, воздух... Смешно слушать. Какие, на хрен, птички? Да тут, когда все завертится, не миллионами – миллиардами пахнет!

Таня вновь замерла на месте. Обратилась в слух. До нее донеслось:

– Да, ты прав. Мертвые молчат. И не протестуют. А супруг ее как был лохом... За копейки все отдал...

И в голове наконец сложилась картинка: Алтухов начинает большое строительство – на землях Марины Евгеньевны. Тех самых, где она мечтала сохранить заповедный край. Пока Холмогорова была жива, за свой заповедник стояла насмерть. Таня вспомнила: прием в гостиной особняка... друзья детства хохочут, вспоминают, как подсунули в гроб котенка... но вот Матвей Максимович вдруг становится серьезным и начинает рисовать подруге заманчивые перспективы, а та резко отвечает, что никакого строительства на своих землях она не допустит... Теперь же, когда Марины Евгеньевны не стало, ее вечно пьяный и патологически глупый супруг разрешение на стройку, конечно, дал. Что ему до воли жены – было б денег побольше!

«А ведь они оба выиграли от того, что Марина Евгеньевна умерла, – мелькнуло у Тани. – И ее муж, и еще больше – Алтухов».

Разговор за дверью стих, и девушка тихонько двинулась прочь.

Она не видела, что дверь гостевой спальни приоткрылась и ей в спину уперся пристальный взгляд глаз цементного магната. И не слышала, как Матвей Максимович снова набрал телефонный номер и негромко произнес в трубку несколько слов.

Валерий Петрович

Танин мобильник, конечно, не отвечал. Особняк Холмогоровых приветствовал отстраненным женским голосом автоответчика. До Москвы было сто пятьдесят километров. До Красной Долины – почти две тысячи.

Петр Петрович Горемыхин стоял у окна. Лицом в стекло, плечи поникли. Он действительно наивный, этот советник. Добряк с лицом Квазимодо. Человек с мозгами, похожими на калькулятор. А калькуляторы – они ведь умеют считать, но ничего не понимают в человеческих отношениях.

...Примерно полгода назад Матвей Максимович Алтухов приехал к нему за очередным советом. В Красной Долине продавали два гектара земли. Лет десять назад их можно было купить за копейки, но нынче, в преддверии Олимпиады, цена взлетела до небес: сотка – двести тысяч у.е. Как на столичной Рублевке. А на круг выходило четыреста миллионов долларов... Местечко, конечно, выигрышное: совсем рядом горнолыжные подъемники, возводятся ледовый дворец и гостиницы для олимпийцев. Одна беда: весь капитал Алтухова как раз и исчислялся этой суммой. А ведь нужны еще деньги на строительство. И на откаты – чтоб позволили воздвигнуть дома в блатном местечке.

– Но я, Петюня, считаю: все равно надо рискнуть! – горячился Матвей Максимович. – Наберем кредитов – и все отобьем, нутром чую, за пару лет.

Но Горемыхина идея не вдохновила. Слишком рискованно. И неразумно. Двести тысяч за сотку, он считал, – нереально много. Даже в преддверии Олимпиады.

И тогда Петр Петрович задумчиво произнес:

– Слушай, Матвей. А чего ты уперся в Красную Долину?

– Так ведь Олимпиада именно там будет, в поселке, – возразил друг.

– Не думаю, что вся жизнь замкнется Красной Долиной, – пожал плечами Горемыхин. – Олимпиада – это сотни тысяч приезжих. Понимаешь, сотни! Один поселок их всех элементарно не вместит. Вот и забудь о Долине. Совсем необязательно именно в нее инвестировать. Где-нибудь по соседству выйдет гораздо дешевле. И не менее прибыльно. Какие там поселки поблизости есть?