– Боюсь, это невозможно.
– Почему?
– Видите ли, – он стал говорить ощутимо медленнее, словно с трудом подбирал слова, – мы не можем позволить вам общаться, – пауза, – по открытой линии связи, а иной, к сожалению, на нашем транспорте нет.
Татьяна откровенно рассматривала своего гостя. На виске у Петра Ивановича набрякла большая капля пота.
– Ну что ж, нет так нет, – беспечно проговорила девушка и капризно спросила, словно снова входя в роль любовницы арабского шейха: – А где мои вещи?
– В самое ближайшее время вам их вернут, – поклонился тот. – А вы не забывайте об отчете, – и вышел.
Дверь хлопнула и замкнулась наглухо – Таня тут же это проверила.
Человек, назвавшийся Петром Ивановичем, показался ей странным и мутным. Но если он и вправду был знакомым отчима… Или хотя бы работал в том же ведомстве, что и Ходасевич… Тогда… Там, конечно, всякие люди служат. Но в любом случае – человек отчима наверняка повел бы разговор иначе, вдруг решила Таня. Она не знала, как именно – доверительнее? укоризненнее? радушнее? – но была уверена, что по-другому… И зачем последовала странная просьба незнакомца написать отчет о своих действиях, начиная с момента, когда она сошла по трапу в Каире?.. До сих пор они с отчимом как-то обходились без бумаг.
И еще кое-что ее насторажило… Что же это было? Таня задумалась. Какая-то оговорка, обмолвка… Пустяк…
Ах да, вот оно что!.. Как Николаев там, бишь, назвал их корабль? «Транспортом»? Странное обозначение для судна. Как-то удивительно оно звучит. Не по-русски. Словно калька с английского. И… И последнее – по порядку, но не по значимости, – если Татьяну спасал кто-то по личной просьбе отчима, зачем, спрашивается, друзья полковника усыпили ее, едва она ступила на борт катера?
Человек в галстучке пришел столь неожиданно и ушел столь быстро, что Таня даже не успела спросить у визитера, дадут ли ей воды и пищи, но есть ей уже хотелось смертельно, а пить тем более. Словно в ответ на ее мысли дверь снова распахнулась и на пороге возник молодой человек с подносом в руках. Матрос (или конвоир?) одет был, в отличие от пиджачно-галстучного господина Николаева, в летнюю легкомысленную одежду: полотняные шорты и поло, на шее – платочек. Парень был чернявым и симпатичным и совсем не похож на русского. Он молча поставил поднос на койку. На подносе имелась миска с чем-то наподобие овсянки, из которой островками торчали куски мяса, а также тарелка с очищенными фруктами, литровая бутылка минеральной воды (этикетка с арабской вязью) и большая чашка кофе. Были и салфетки, и пара зубочисток – а вот приборы почему-то пластиковые…
– Спасибо, морячок! – кокетливо поблагодарила Таня на русском.
Она не сомневалась, что любой наш парень (если только он не совсем идиот или разговаривать с ней ему запрещено под страхом смерти) не упустит момент поболтать со столь благосклонной к нему и симпатичной пленницей. Но «морячок», казалось, даже не понял, что она сказала, и лишь буркнул, почему-то по-итальянски:
– Прего, – и как-то боком быстро вышел, не забыв защелкнуть за собой дверь.
Очень странно, ведь Петр Иванович утверждал: они находятся на русском судне, «никто вас не тронет» и бла-бла-бла… А тут чернявый матрос, «прего», и… И Таня готова была поклясться, что парень вообще ни слова не понимает по-русски!
Конечно, сейчас, при капитализме, на российском теплоходе может работать человек любой национальности. Бывает же (она по телевизору не раз слышала): судно ходит, допустим, под флагом Либерии, капитан там – норвежец, штурманы – русские, механики – украинцы, а матросы – малайцы. Но если пароход – наш… Логично было бы, чтобы матросами служили украинцы или, допустим, молдаване, но уж никак не итальянцы!
Однако пить и есть хотелось смертельно, и Таня решила отложить обдумывание положения, в котором она очутилась, на после обеда. Она слишком хорошо помнила, как немедленно заснула, глотнув вчера (или когда это было?) кофе на спасшем ее катере, и потому проигнорировала горячее и ароматное варево в кружке. Налегла на минералку, фрукты – туда транквилизаторы не подсыплешь! – но потом все-таки не удержалась, отведала пару ложек каши с мясом, очень уж есть хотелось. И… Ложка стала выскальзывать из ее рук… Глаза начали закрываться… У нее лишь достало сил переместить поднос с кровати на пол и вытянуться на койке. Через минуту Таня уже спала.
* * *
Татьяна переоценила, конечно, своего отчима. Каким бы преданным лично ей он ни был, какими бы связями ни обладал, каким бы уважением ни пользовался в своем ведомстве – все равно: организовать целую спасательную операцию, да в чужой стране, оказалось чрезвычайно сложно. Найти надежного человека, и тому ведь требовалось еще добраться до острова…
И когда Сергей Станюков – на счастье учившийся у Валерия Петровича, а ныне работающий в нашем консульстве в Александрии – прибыл на арендованном катере на безымянный островок с координатами 31,1900 северной широты и 33,3232 восточной долготы, он обнаружил там один только потерпевший аварию вертолет.
Станюков на всякий случай сфотографировал летательный аппарат снаружи и внутри. О том, что люди, потерпевшие крушение, какое-то время провели на острове, свидетельствовал раскупоренный НЗ, несколько использованных ампул обезболивающего и одноразовые шприцы, пустая бутылка из-под минералки, обертка шоколада, а также многочисленные следы на песке.
Станюков даже заметил на песчаном берегу отметины от стоянки резиновых лодок – волны и ветер еще не успели разгладить их.
Итак, на островке не оказалось ни Татьяны Садовниковой, ни сопровождавшего ее араба. Кто, когда и зачем снял их с острова? И где они находятся сейчас?
Словно в поисках ответа, Станюков осмотрел горизонт. Однако кругом было только море, и пустынная коса, и безмолвный берег, и бледно-голубое небо… И все стихии ревниво хранили свою тайну…
* * *
Татьяна не знала и знать не могла – ни когда она тревожно спала под вибрацию корпуса и отдаленный рык винтов на неизвестном корабле, ни теперь, когда находилась под дулом пистолета Костенко-Чехова и прощалась с жизнью, – как складывались события, конечным звеном которых стало ее путешествие в трюме непонятного судна.
Разумеется, яхта Ансара – как, впрочем, и вся прочая поверхность земного шара (но яхта шейха, в силу понятных причин, в особенности!) – находилась под пристальным наблюдением разведывательных спутников. И спустя три часа после взрыва, в семь часов вечера по времени Восточного побережья США, в Лэнгли, штат Вирджиния, в ближневосточном управлении ЦРУ началось совещание, посвященное катастрофе на теплоходе, а также событиям, непосредственно последовавшим вслед за ней. На столе перед каждым участником совещания лежали документы, полученные средствами радиоэлектронной разведки, а также данные из архивов. В папочке имелась, во-первых, фотография взрывающейся «Пилар» – с пометкой времени в углу. Затем несколько фото, посвященных прибытию на яхту Татьяны (предыдущим днем, примерно за семнадцать часов до катастрофы): вот садится вертолет, девушка выпрыгивает, на палубе ее встречает Ансар, обнимает…