И молодой человек ринулся в дом. Вернулся с бутылкой, штопором и двумя бокалами. Ловко откупорил сухое, плеснул в бокал Лесе, потом налил себе. Выпил, закусил клубникой, блаженно откинулся на скамеечке.
– Ты хотел мне рассказать про то, что случилось с твоим отцом, – напомнила девушка. Она, разумеется, не стала говорить, что, благодаря найденному письму, знает версию событий, изложенную Брагиным.
– Знаешь, – печально сказал Вася (кажется, он сумел опьянеть с нескольких глотков вина), – я считаю, что Брагин в конечном счете моих родителей и погубил. Нет, я не буду говорить (а то ты меня опять в правовом нигилизме обвинишь), что мой дядя своими руками их убил. Убили их, наверное, пьяные хулиганы… Но то, что они в ту ночь на улице оказались – во многом дядюшкина заслуга… Просто когда он отца с работы вышвырнул, тот в такое отчаяние впал. Полная безнадега!.. Второй раз в жизни все с нуля начинать – он не выдержал. Ну и пить начал, конечно… И в ту ночь моя мама его от дружка вела, от очередного… Вот так, доктор наук, и не каких-нибудь простеньких, гуманитарных, а физмат, а вынужден был… Эх…
Вася досадливо махнул рукой.
Леся подумала, что в ничтожном состоянии его родителя скорее все наше государство с его реформами виновато, а не Брагин в одиночку, однако возражать не стала. Спросила, осторожно подбирая слова:
– Скажи… А когда родителей твоих убили… Ты где был?..
Вася криво усмехнулся.
– Все-таки ты, Леська, хорошим, наверно, следователем будешь… В тебе Шерлок Холмс дремлет. И временами просыпается… Хочешь, значит, узнать, есть ли у меня на ту ночь алиби?
Она смутилась, однако кивнула:
– Хочу.
– Ну, во-первых, мне тогда пятнадцать лет было. А во-вторых, случился этот ужас летом, и я в лагере тогда отдыхал, типа пионерском, или, по-новому, труда и отдыха. За сорок кэмэ от Москвы. Тебя такое алиби устраивает?
Он в упор посмотрел на нее, и Леся-таки покраснела и отвела глаза.
– Вполне.
– Вот и ментов устроило. Они ведь меня тоже тогда трясли.
Он налил себе еще вина и выпил.
– За моих родителей, пусть земля им будет пухом.
Лесе ничего не оставалось, как поднять бокал и, не чокаясь, пригубить вина.
– За них, – молвила она и участливо спросила: – А убийц так и не нашли?
Вася скорбно покачал головой:
– Нет. Ты же знаешь, как у нас милиция работает… Когда у тебя волосатой лапы нет или ты денег не платишь, они преступников особо искать не будут. Если только те случайно не засыплются…
– Да, я это знаю, – грустно сказала Леся. Вино оказало действие и на нее – она слегка захмелела. И потому у нее вдруг вырвалось полупризнание. То, о чем она еще никогда и никому не рассказывала. – Я, если хочешь знать, потому и на юридический пошла, и следователем хочу стать, хоть это сейчас и не модно, и непрестижно, но… Знаешь, когда свои вдруг в беду попадают – опера, прокуроры, следователи, – тогда, худо-бедно, милиция к ним по-человечески относится. Не так, как к простым гражданам. Внимательно. И преступников ищет, и даже находит порой…
Вася внимательно посмотрел на нее. Его лицо разрозовелось от вина. Он спросил, очень тихо:
– А что с тобой все-таки приключилось, Леська?
Она вспыхнула, отвела взор.
– Извини, я не хочу этого рассказывать.
– Ну ладно, – с деланым безразличием проговорил Василий. – Но мы, кажется, не о тебе и не обо мне говорили, а о моем дядюшке.
– Да, – подхватила Леся, радуясь, что разговор соскочил с опасной для нее темы. – И о том, как он отца твоего подставил.
– Начну сначала, – кивнул молодой человек. – Брагин, когда из загранки вернулся, это году в девяносто втором было, стал по отношению к нашей семье из себя Санта-Клауса изображать. Приезжал постоянно, с целым ворохом подарков – и для мамы, и для меня, и для отца. А времена тогда, может, ты и не помнишь уже, были тяжелые. У отца в институте целый год зарплату не платили. И у мамы тоже. Не знаю, как мы вообще жили…
– Я тоже те времена застала, – кивнула Леся. – И очень даже прекрасно помню. – Грустно улыбнулась. – Мне лет шесть было. Мамочка мне однажды «Баунти» купила, и я так радовалась, и мама тоже, и такой она гордой была, оттого что наконец смогла позволить себе дочку побаловать…
– Ну да, – кивнул Василий, и по лицу его было видно, что он вспоминает о чем-то своем, однако тоже нерадостном. – А у бизнюков тогда, в начале девяностых, денег куры не клевали. И у нашего дядюшки – в том числе. Он сразу, как из загранки вернулся, из дипломатов ушел и новым русским заделался. Экспортом стал заниматься, да не простым, а драгоценных камней. Из Африки, а потом и из Индии тоже, из Южной Америки… Связи-то он за границей наработал огромные… Экспортировал по-серому, конечно, а может, и чистой контрабандой занимался… Это я доподлинно не знаю, – оговорился он, – а предполагаю… Иначе, думаю, он бы так быстро не поднялся… Иномарку себе купил, «Ягуар»… К нам однажды сюда на ней приехал, меня катал, мне лет десять было… Я думаю, что как раз в тот визит он и предложил папе на него работать… Они с мамой, когда он уехал, долго обсуждали, спорили, меня даже спросили, как быть, и я, маленький, высказался безапелляционно: «Пусть папа идет к дяде Ивану на работу, тоже на „Ягуаре“ ездить будет»…
Леся внимательно слушала, опершись на стол локтями. Не перебивала – понимала, что рассказ Васе дается нелегко. Закатное солнце, проникая в просветы сосен, ласково щекотало ей лицо.
– Почему-то мне до сих пор кажется (хотя, наверно, в действительности было совсем не так), – продолжал Василий, – что мое слово тогда сыграло решающую роль. Типа, устами младенца глаголет истина. В общем, папа ушел из своего института и стал работать на Брагина. Тот ему огромную по тем временам зарплату положил, в долларах. Мы сразу как-то приподнялись. Стали вкусную еду покупать, мне книжки, маме отец кожаный плащ купил… Но со стороны дядюшки это не было благотворительностью. Отец мой был человек ответственный, очень работоспособный, а главное – умный. Он после того, как в тему въехал, очень много полезного для брагинского бизнеса предложил… Новые схемы разрабатывал… Дядюшка его даже в шутку своим серым кардиналом называл… Отец, конечно, сперва очень тосковал по своей науке… Но потом постепенно привык и очень гордился, что он снова стал добытчиком…
Вася умолк. Его взгляд, грустный и сосредоточенный, казался устремленным в глубь недавних, но уже баснословных времен.
– Потом мы даже машину купили, – грустно улыбнулся он, – правда, не «Ягуар», а вот эту «шестерку»… Прошло пару лет. Брагин отцовскими разработками пользовался, воплощал их в жизнь, и успешно, и обогащался, а отцу он даже зарплату не повышал. Папа был человек скромный, ему и того, что дядюшка платил, хватало, а мама стала потихоньку переживать. Не потому, что она была какой-то хабалкой ненасытной, просто ей казалось, что ее родной брат слишком мало мужа ценит, и это несправедливо. Мама и отцу об этом неоднократно говорила, я сам слышал. А потом однажды, году уже в девяносто седьмом, отец вдруг с мамой посоветовался и решился… Пошел к Брагину и откровенно с ним поговорил: я, мол, для тебя, родственничек, многое сделал, и не пора ли мне хотя бы зарплату прибавить, не говоря уже о доле в прибыли… Ну а у Брагина к тому времени натуральная мания величия появилась… Я, типа, крутой бизнесмен, все делаю сам, а мои сотрудники за свою зарплату должны мне каждодневно в ножки кланяться… И вот эту перемену в дяде мой папаня не проинтуичил… Короче, когда он пришел к Брагину, тот на него просто накричал и выгнал, и предложил заявление по собственному желанию написать… – Вася помолчал и добавил: – Вот тогда, я думаю, мой папа и сломался и больше уже не воспрял…