— Значит, ты считаешь, что твоя жизнь — сплошные жертвы?
— Не важно, что я считаю! До сегодняшнего дня это был мой личный выбор, но теперь ты лишаешь меня даже этой привилегии!
— Просто хочу, чтобы эту историю мы прожили вместе.
— Историю! Вот уже два года я упрашиваю тебя разделить эту так называемую «историю» со мной — завести второго ребенка. И два года ты неизменно мне отвечаешь, что сейчас не время, что у нас нет возможностей! Два года ты плюешь на меня и все мои чувства! Наши отношения, предполагавшие взаимность, с течением времени приобрели односторонний характер. Оказалось, что это я должна подстраиваться под твое расписание и перепады твоего настроения, разделять твои желания и беспокойства, переживать твои неудачи, а теперь я вдобавок получаю ребенка от другой! И какой другой!
Филипп не ответил. Он ломал пальцы, покачивая головой и пристально глядя жене в глаза. Лицо Мэри перекосило от бешенства, в уголках глаз образовались мелкие морщинки (несмотря на ежедневные сидения перед зеркалом и попытки их разгладить), не оставлявшие никаких сомнений в том, что она вот-вот разрыдается от злости. Прежде чем брызнули слезы, она провела рукой по векам, словно бы заботясь о том, чтоб не осталось кругов под глазами, ненужных и вредных.
— Как это произошло?
— Она погибла в горах во время урагана,,.
— Наплевать мне, я не об этом спрашиваю. Как ты мог дать столь абсурдное обещание? Почему ТЫ никогда мне о нем не говорил? Мало того, что я только и слышала от тебя: «Сьюзен то, Сьюзен это!» Мне порой казалось, что я рискую столкнуться с— ней нос к носу, открывая шкаф в ванной!
Филипп попытался говорить спокойно и убедительно. Обещание, о котором идет речь, было дано десять лет назад. Просто фраза, сказанная ради победы в пус том споре. Он никогда не упоминал об этом, потому что начисто забыл, да и предполагать не мог, что такая ситуация в принципе возможна, и никогда бы не подумал, что у Сьюзен когда-нибудь будет ребенок. К тому же в последние годы они переписывались крайне редко, и Сьюзен ни разу даже намеком не дала понять, что у нее есть дочь. А уж к чему он и вовсе не был готов, так это к ее гибели.
— И что я должна буду говорить? — поинтересовалась Мэри.
— Кому?
— Да всем вокруг! Людям. Моим друзьям, наконец!
— Так для тебя вся проблема в этом?
— Это лишь одна из ее сторон! Тебе, может, и наплевать на наше окружение, но лично я пять лет убила на то, чтобы наладить эти отношения, и в этом нет никакой твоей заслуги!
— Скажи им, что незачем таскаться по воскресеньям в церковь, если не хватает чуткости понять, что произошло!
— Но ты-то не станешь этим заниматься, ты-то преспокойненько будешь отсиживаться у себя наверху, прикрываясь делами! Это ведь моя жизнь изменится целиком и полностью!
— Не больше, чем если бы у нас появился еще один ребенок.
— Не еще один, черт побери, а наш ребенок!
Мэри вскочила и выбежала с кухни.
— Довольно! Я тоже иду спать! — уже с лестницы крикнула она.
— Но сейчас девять утра!
— И что? Разве хоть что-нибудь идет у нас сегодня нормально?
На втором этаже она решительно прошагала до середины коридора, потом остановилась, развернулась и, чуть поколебавшись, направилась к комнате, где спала Лиза. Мэри тихо приоткрыла дверь. Лежавшая в кровати девочка повернула голову и молча уставилась на нее. Мэри выдавила из себя смущенную улыбку и поспешно закрыла дверь. В своей спальне она вытянулась на постели и, глядя в потолок, попыталась было подавить гнев, судорожно сжимая кулаки. Филипп, поднявшийся следом, сел подле нее и взял ее за руку.
— Мне очень жаль. Если бы ты только знала, как я сожалею!
— Ничего тебе не жаль! Ты никак не мог заполучить мать, так теперь заполучил ее дочь! Это мне жаль, я никогда не хотела ни той, ни другой!
— Сейчас ты не имеешь права говорить такие вещи.
— Сейчас я не вижу ничего, что могла бы себе запретить говорить, Филипп. Два года ты делаешь недовольное лицо, уклоняешься от обсуждения этой темы, находишь тысячу и один предлог, чтобы отстраниться от семьи, потому что тебе так хочется. Но тут твоя любимая Сьюзен присылает тебе свою дочь, и все трудности разрешаются как по мановению волшебной палочки, если не считать одной маленькой детали: эта история из твоей жизни, но не из моей.
— Сьюзен мертва, Мэри. Я ничего не могу поделать. Ты можешь наплевать на мое горе, но ты не можешь наплевать на ребенка, боже мой! При чем тут ребенок!
Мэри подскочила, и ее голос задрожал от бессильной ярости:
— Насрать мне на твою Сьюзен!
Филипп не сводил глаз с оконной рамы, избегая взгляда жены.
— Да ты на меня смотри, черт подери! Или у тебя даже на это смелости не хватает?!
Прячась от доносившихся звуков ссоры, Лиза поглубже закуталась в одеяло и зарылась лицом в подушку. Вжалась в нее изо всех сил так, что ее волосы словно слились с наволочкой. Доносившиеся до нее крики были слабее раскатов грома, но пугали не меньше. Лизе хотелось перестать дышать, но она знала, что это невозможно: последние две недели она не раз пыталась это сделать, но у нее ничего не получилось. Сжавшись в комок, она сильно-сильно прикусила кончик языка, как учила мама: «Когда чувствуешь во рту вкус крови, значит, ты жива, а когда тебе грозит опасность, ты должна думать лишь об одном: не сдаваться, остаться в живых». Солоноватый привкус крови заполнил рот, Лиза постаралась сосредоточиться на этом ощущении, отрешившись от всего и вся. Из глубины коридора до нее по-прежнему долетали выкрики Филиппа, перемежавшиеся минутами тишины. При каждой новой вспышке ярости Лиза чуть сильней вжималась в подушку, будто опасаясь, что ее смоет потоками слов, и с каждым новым витком скандала все плотней закрывала глаза, так сильно сжимая веки, что порой у нее перед глазами начинали плясать звездочки.
Она услышала, как хлопнула соседняя дверь и мужские шаги загрохотали по лестнице.
Филипп спустился в гостиную и сел на диван, упершись локтями в колени и обхватив руками голову. Томас немного подождал, прежде чем нарушить тишину.
— Ты поиграешь со мной?
— Не сейчас, сынок.
— А где девочки?
— Каждая в своей комнате.
— Тебе грустно?
Ответа не последовало. Сидевший на ковре малыш пожал плечами и вернулся к своей игре. Иногда мир взрослых такой чудной. Филипп уселся у него за спиной и обнял его.
— Все будет хорошо, — глухо проговорил он. Он взял второй джойстик.
— Во что хочешь проиграть?
На первом же повороте «ламборгиии» Томаса отправил «тойоту» отца в кювет.
Мэри спустилась около полудня. Не говоря ни слова, она прошла на кухню, открыла холодильник и принялась готовить еду. Они пообедали втроем. Лиза в конце концов уснула. Томас решился заговорить: