В конце концов ему все же удалось преодолеть это препятствие, и он очутился на улице. Посреди дороги в полной неподвижности застыл кар без пассажиров. Мартисон подумал, что середина проезжей части вряд ли подходит для стоянки и что причина в другом… Он еще не пытался анализировать полученную информацию, мозг с трудом справлялся с лавиной новых фактов.

Беспрепятственно перейдя дорогу, Мартисон очутился перед входом в здание ремонтных мастерских, неестественно вытянувшихся на несколько кварталов так же, как и сам институт.

Сердце бешено колотилось, и шум крови в ушах был единственным звуком, сопровождавшим его движение. Он чувствовал нарастающую панику. Логика мира, в котором он теперь находился, противоречила всему его опыту и знаниям, к тому же здесь таилась скрытая и все нарастающая угроза. Оттого, что он не мог понять, в чем она заключалась, он чувствовал постепенно усиливающийся страх. Он боялся войти в здание и боялся оставаться на улице. Он чувствовал себя беспомощной крошечной букашкой, муравьем, попавшим на чужой стол и навсегда потерявшим обратную дорогу к родному муравейнику…

Вдруг снова прогрохотал удар невидимого маятника (или, может быть, колокола?). Мир вокруг него вновь содрогнулся. В этот раз он успел увидеть, какой огромный прыжок сделал по направлению к нему устрашающий серебристый барьер…

Его поверхность слегка колыхалась, по ней беспрестанно пробегали яркие блики, словно барьер находился внутри гигантского, поставленного набок аквариума. Такой видят поверхность моря аквалангисты, когда смотрят на нее из-под воды? Что произойдет, если барьер коснется его тела? Как долго хватит у него сил сопротивляться его роковому приближению? Мартисон понимал, что времени до того, как барьер коснется его, осталось совсем немного.

Вдруг он заметил, что блестящая пленка барьера на секунду выгнулась, приобретая зримые очертания человеческого тела, словно кто-то с противоположной стороны пытался преодолеть препятствие… И это ему удалось… Пленка посветлела в том месте, где вырисовывалась фигура, а еще через мгновение на дороге, в сотне метров от Мартисона, появилось человеческое существо… Это был мужчина средних лет, одетый в строгий черный костюм. Едва позади него сомкнулась пленка барьера, как он сосредоточенно, не обращая никакого внимания на окружающее, зашагал по дороге к тому месту, где стоял Мартисон.

Когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, Мартисон заметил, что глаза незнакомца закрыты… Он шел как сомнамбула, механически переставляя ноги в своем целеустремленном движении к черному раструбу, которым заканчивалась эта дорога.

– Эй! Послушайте, кто вы? Почему вы здесь оказались?

– Харисон Петр. В предыдущем мире мой путь закончен. – Ответив ему, человек не изменил своего движения и не открыл глаз.

– Вы знаете, где находитесь?

– Конечно. Это мир, в который уходят все умершие.

Человек двигался очень быстро и, по-видимому, не испытывал сопротивления среды, которое совсем недавно остановило Мартисона. Наконец незнакомец поравнялся с ним и пошел дальше, даже не посмотрев в сторону того, кто задавал ему столько вопросов. Впрочем, его бледные, плотно сжатые губы не шевельнулись ни разу, голос звучал в голове Мартисона.

– Вы знаете, как отсюда выбраться?

– Конечно. Идите за мной.

Мартисон попытался это сделать и вновь ощутил на себе неумолимое давление, словно на плечи ему обрушилась чудовищная тяжесть. Он отстал на первых же шагах и вскоре был вынужден остановиться.

– Вы не могли бы подождать меня?! – Он прокричал это вслед Харисону с отчаянием, понимая уже, что навсегда теряет едва обретенного и единственного здесь спутника.

– На этой дороге нельзя останавливаться. Прощайте.

Вскоре фигура его недавнего собеседника уменьшилась, постепенно сливаясь с серым туманом, клубящимся у начала черной трубы. Внутри этого тумана возникло какое-то зловещее движение. Сверкнули красноватым блеском два огромных, узких в разрезе глаза и тут же исчезли.

Дорога вновь опустела. Раздался следующий удар гонга, и барьер приблизился к Мартисону еще на десяток метров…

14

С той стороны, куда скрылась фигура Харисона, подул ледяной ветер. Мартисон не ощущал его давления. Ветер словно дул внутри его, замораживая желание двигаться и саму надежду выбраться отсюда.

С трудом преодолевая его парализующее влияние, он подобрался к двери, ведущей в проходную ремонтных мастерских.

Он хорошо знал эти службы и потому надеялся здесь укрыться, отдышаться, прийти в себя… Вот только солидная металлическая дверь с внутренней системой запоров будет, конечно, закрыта, и ему не преодолеть такого препятствия… Но вопреки его худшим опасениям дверь легко подалась, и он очутился в длинном полутемном коридоре, освещенном все тем же тусклым сумеречным светом, струящимся в окна.

Коридор, однако, заканчивался не турникетом пропускного автомата, который должен был тут находиться, а широкой мраморной лестницей, устланной ковром и ведущей на второй этаж, откуда доносились музыка, звон бокалов и гул голосов – первые звуки, услышанные им в этом мире. Его так поразил вид этой несуразной в здании ремонтного завода лестницы и шум пирушки, доносящийся со второго этажа, что он замер подле захлопнувшейся за его спиной двери и стоял там неподвижно, вслушиваясь в неясный шум и пытаясь понять по отдельным звукам, что, собственно, здесь происходит. Но ничего, кроме ровного гула, разобрать так и не сумел.

Он хорошо помнил: в этом здании вообще не было второго этажа, и тем не менее вот она, перед ним, лестница, ведущая наверх… Неожиданно до него донесся звук, заставивший Мартисона вздрогнуть и прислушаться.

Да, несомненно, в глубине коридора, слева от лестницы, слышался тихий, едва слышный женский плач и всхлипывания.

Крадучись Мартисон направился в ту сторону, раздираемый противоречивыми чувствами и каждую секунду ожидая расплаты за свою смелость.

Женщина сидела в темном закутке подле лестницы, упершись лбом в колени, и тихонько, горестно всхлипывала. Широкий бесформенный плащ свисал с ее плеч. Мартисон не мог рассмотреть лица женщины, зато невольно отметил длинные полные ноги, обнаженные значительно выше колен сбившимся плащом. Старинные эластичные пластиковые чулки на них показались ему слишком уж вызывающими.

Ошарашенный, сбитый с толку всем увиденным, он остановился подле женщины и, не отводя взгляда от ее ног, спросил почему-то равнодушным, без всякого намека на участие голосом:

– Отчего вы плачете?

Женщина подняла голову, тряхнула ею, освобождая лицо от волны темных волос, и посмотрела на Мартисона совершенно сухими и тем не менее странно блеснувшими в полумраке глазами.

– Я оплакиваю твою судьбу, Эдмунд. Я оплакиваю всех, кто сюда приходит.

Ее лицо, словно вырезанное из мрамора, показалось ему слишком бледным. Проглотив комок, застрявший в горле после ее слов, он произнес внезапно пересохшими губами совершенно дурацкую фразу: