– И папа не рассказывал?
– Нет. Да зачем?!
– А вот как раз на такой случай, – вздохнул Никита. – Я не буду спрашивать, что у вас там было – это не мое дело, и можете не волноваться, от меня это никуда не уплывет – потому что это целиком и полностью мой косяк. Но больше вы в это место не пойдете.
Что-то мне подсказало, что он прав...
* * *
Неприятные ощущения – физические и моральные – преследовали меня еще несколько дней. И если первые в конце концов прошли благодаря постоянной неусыпной заботе Никиты, целыми днями находившему мне занятия типа прогулок, поездок на арендованном мотоцикле и походов в тир, то вот со вторыми я должна была как-то справляться в одиночку. А вот это было трудно. Пару раз я звонила мужу, но он снова был сух и сдержан – как будто знал или чувствовал. Разговор выходил бестолковый и путаный.
Звонок отцу разрешил мои сомнения. Оказалось, что Акела просто слишком занят, стараясь отвести от меня любые подозрения в причастности к убийству парней из бригады Рамзеса, а потому на разговоры и любовные глупости у него практически не остается сил. Но что-то мне подсказывало, что дело не только в этом.
Мне очень хотелось домой, хотелось оказаться в своей комнате рядом с мужем, обнять его и поцеловать в изуродованную щеку. Хотелось скорее попробовать снова сесть на свой «Харлей», потому что я довольно прилично уже водила добытую где-то Никитой «Ямаху». Хотелось забрать наконец у Саввы спрятанную от греха СВД и снова ездить на карьер. Ну, или хотя бы взять из сейфа пистолет. По стрельбе я скучала не меньше, чем по мужу, хотя и практически каждый день бывала с Никитой в тире. Но это все равно не то... Особенно же раздражали сочувственные взгляды посетителей и работников, направленные в мою сторону. Ну, еще бы – не каждый день встретишь женщину, которая заряжает пистолет левой рукой и потом с этой же левой стреляет, стоя практически на одной ноге – чтобы не опираться на не совсем еще отошедшую после паралича правую. Правда, когда все эти люди видели мишень, изрешеченную в районе «яблочка», сочувствие во взглядах мгновенно сменялось сперва удивлением, а потом – уважением. Однажды кто-то за моей спиной даже произнес:
– Будь эта девочка здорова, из нее вышел бы отличный снайпер.
Эх, знал бы этот дядя, кто перед ним...
* * *
Неожиданно позвонил папа и сказал, что я могу возвращаться домой. Этот звонок меня взволновал. С одной стороны, я всем существом рвалась туда, в отцовский дом, где меня ждал муж, а с другой... Я не представляла, как мне удастся скрыть то, что натворила. У нас никогда не возникало подобных ситуаций раньше – я не давала мужу поводов для ревности, и не потому, что не имелось поклонников, а как раз потому, что я их не замечала. А уж такой серьезный момент, как физическая измена... Даже представить сложно, как поведет себя Сашка. И еще дилемма – сказать или не сказать, потому что непонятно, что хуже, молчание или такая правда.
Складывая в сумку вещи, я мучилась этими вопросами и совершенно не представляла, как вести себя. Выручил, как ни странно, Никита. Он вошел, чтобы сообщить о подъехавшем такси, и сразу увидел мое хмурое лицо.
– Что, Александра Ефимовна, было мало проблем, так вы их тут удачно устроили?
– Отстань, а? – вяло огрызнулась я, пытаясь сложить кофточку левой рукой и чуть помогая себе начавшей немного двигаться правой.
Никита забрал у меня вещь, быстро свернул и бросил в сумку:
– Хотите совет? Просто по-дружески?
– Ну... рискни.
– Не грызите себя. Акела нормальный мужик с правильным взглядом. Если бы у вас появился достойный поклонник, от которого бы исходила реальная угроза браку, вот тогда он развернулся бы и сделал все, чтобы не потерять вас. А так... У Акелы достаточно чувства собственного достоинства, чтобы не воспринять всерьез какого-то стриптизера, приторговывающего телом.
– Не была бы я так уверена в этом на твоем месте. Ты когда-нибудь слышал о синдзю?
– О чем? – переспросил Никита, пробуя новое слово на вкус. – Синдзю?
– Да. Это такой старинный японский обычай – если дочь самурая согрешила с человеком низшего класса, их вместе с любовником связывали спина к спине и бросали в реку.
Никита захохотал, заставив меня вздрогнуть от удивления – ничего веселого я не сказала сейчас.
– Ох, простите, – выдохнул телохранитель, пытаясь успокоиться. – Просто я представил, как вас к этому Варвару привязывают, а он от ужаса в стринги свои напустил...
– То есть про меня ты плохо не думаешь? – улыбнулась я, и он серьезно ответил:
– Вы бы достойно встретили наказание, я думаю.
Я тоже так думала, но, видит бог, как мне этого не хотелось...
– Даже не переживайте, – подытожил Никита, застегивая «молнию» на сумке. – Акела умный человек, он не станет ревновать.
Очень хотелось бы надеяться...
* * *
Самое неприятное в том, что муж приехал встречать меня в аэропорт. Неприятное – потому что я не была готова к этому, надеялась, что у меня будет еще время в дороге до дома, где-то часа полтора, чтобы успеть уравновесить свое состояние, попытаться «сделать лицо» и не выдать эмоций и гложущих изнутри переживаний. Как ни крути, мне было стыдно за то, что я сделала, потому что я изменила мужу – как бы ни пытался Никита убедить меня в том, что это «мелочь и пустяки – дело житейское». Хорошенькие «пустяки», когда я не могу даже найти причину, по которой я сделала это. Одиночество? Скука? Тоска? Разве это могло послужить оправданием моему поступку? Разве я сама, будь на месте Акелы, поверила бы в это, простила бы? Вряд ли. Так почему же умный взрослый человек должен проглотить очевидное глупое вранье?
Именно поэтому, увидев мужа за большим стеклом зала ожиданий, я сникла и даже не могла сдержать эмоций. Когда он поднял меня на руки, мне захотелось вырваться и убежать – не от этого жеста, а от осознания того, что я недостойна таких проявлений. Вообще недостойна быть рядом с ним. Я занимаю чье-то чужое место – место женщины, обожавшей бы его и смотревшей в рот, ловившей каждое слово, жест, взгляд. Женщины, никогда не посмевшей и не помыслившей бы даже изменить ему – и с кем? С проституткой мужского пола в блестящих стрингах...
– Что с тобой, Аленька? – Саша пытался заглянуть мне в лицо, но я отворачивалась, хотя понимала, что этим только усугубляю все, вызываю ненужные вопросы, на которые у меня нет ответов. – Устала в полете? Ничего, сейчас приедем домой, примешь душ, полежишь, и все пройдет, – он легко чмокнул меня в нос и пошел к выходу, махнув Никите, чтобы забрал с транспортера сумки.
Как, ну, как может пройти то, что уже сожрало всю меня изнутри?! Он не знает, что я ношу в себе...
Саша же, казалось, перестал обращать внимание на мое мрачное лицо, на закушенную губу и односложные ответы. Он донес меня до машины на руках, и там на сиденье я увидела огромный букет бледно-розовых роз. Они наполнили салон джипа таким одурманивающим запахом, что у меня закружилась голова. Я перебирала цветы и старалась удержаться от того, чтобы не переломать их стебли, гася растущую злость. Злость на себя.