Под ногами был хрусталь, прозрачный и звенящий под ногами, но дальше потянулся с вкраплениями, темный. Из ровного, как стол, плато торчали острые глыбы, а кое-где собирались в комья, образуя скалы. А когда впереди показалась целая гряда камней, Томас первый вбежал, удивленно вскрикнул.
Когда Олег подошел, Томас уже спустился вниз, присел и щупал рукой воду. Они были на берегу странного моря, бескрайнего и с такой прозрачнейшей водой, что Томас мог рассмотреть на дне мельчайшие камешки. Но нигде не заметил ни единой рыбешки, ни крабика, ни привычных водорослей.
Олег тревожно осматривался:
— Пойдем. Эту воду пить не станешь.
— Ядовита? — спросил Томас с сожалением. Он облизнул пересохшие губы.
— Пресная, — ответил Олег с отвращением. — Чересчур. Ни крупинки соли на весь этот океан.
Томас повел плечами:
— Это и есть хляби небесные?.. Гм, если отсюда изливаются все дожди, то одного не пойму... откуда здесь берется? Должны бы все запасы вылиться. А там все раскисло бы, а то и вовсе ушло под воду.
Он поймал на себе удивленный взор калики. Тот вообще смотрел так, будто с ним заговорил надежный рыцарский конь:
— Хороший вопрос, сэр король. Не ожидал!.. Но вода сюда возгоняется с земли. В виде пара. Потому здесь такая чистейшая, что даже пить противно.
— Понятно, — просветлел лицом Томас. — Это все равно, когда ты бываешь таким умным, таким умным...
Он не договорил, они уже взяли правее, постепенно удаляясь от хлябей. В блистающем мире все еще было пустынно, Томас невольно сравнил с переполненным адом, где стук и лязг со всех сторон, воздух переполнен запахами серы, смолы, пота, крови, где надо прятаться ежечасно, и то уши оттопчут, а здесь же воздух чист и свеж, все блещет такой чистотой, что Томас уже начал щупать небритое лицо, щетина как у кабана шерсть, глаз подбит, рожа в таких кровоподтеках, что перепугает любого святого...
Олег мрачнел, скоро и Томас увидел, что ровное блистающее плато как гигантским мечом разрублено широкой трещиной. По ту сторону пропасти, примерно в полете стрелы, пущенной умелой рукой, стояла стена радостного блистающего тумана. От камня, где остановился Томас, через пропасть тянулась длинная туго натянутая веревка. Она исчезала, как обрезанная, в тумане, и у Томаса похолодело в груди, когда представил, что дальше веревка может тянуться еще на несколько миль.
На этом волосяном мосту суетились кошка и собака. Кошка торопливо облизывали длинным языком веревку, та сразу начинала блестеть масляно, а собака бросалась на кошку, с рычанием отгоняла, поспешно слизывала масло, а кошка тем временем смазывала веревку в другом месте.
— Подлая тварь, — процедил Томас. — Зачем это она...
— Чтобы человек поскользнулся, — бросил Олег. — Кошка, тварь подлая, вредит человеку как может. Кошка — любимая тварь Сатаны. У любой колдуньи всегда кот при себе... А собака, понятно, слизывает, чтобы человек прошел. Ты прошел, то есть.
— Я?
— Это мост в рай, — объяснил Олег. — Что-то мне мерещится, опять тебе не угодил.
— Конечно, нет, — ответил Томас нервно.
— А чем? То Сират не понравился, то вплавь не восхотел... Капризные короли пошли. А здесь что? А, собака бросится на шею? Обслюнявит, а то и вовсе свалит?
Томас пробормотал, глядя в сторону:
— Ну... вообще-то да. И кошек не люблю. Обязательно дам пинка, как всякий мужчина, а там никаких перил не видать.
— А зачем перила? — удивился Олег. — Безгрешный пройдет — не шатнется. А грешного грехи все равно утянут, что твои доспехи.
— Знаешь, сэр калика, — ответил Томас, разозлившись. — Я благородный рыцарь, у меня двенадцать поколений знатных предков... ты сам видел, какие мордовороты на портретах в холле, а ты хочешь, чтобы я как ярмарочный скоморох ходил по веревке коту с собакой на потеху! Надо как-то по-иному... Дабы на коне, в полном вооружении, как и положено. Для знатных рыцарей должен быть другой вход! Не может быть, чтобы Господь бог знатных людей пускал в те же ворота, что и всякую чернь.
Олег внимательно поглядел на Томаса:
— Гм... Это в математике не бывает царских путей, а в религии... Ты прав, сэр Томас. Я ж вижу, как иерархи вашей церкви живут. И чем тешатся! Значит, и в ваш рай должен в самом деле быть иной путь, чем для всяких там простолюдинов. Как и на небеса мы попали несколько иначе, чем... гм... простолюдины.
Теперь небо нависало серое, сырое. Ветер дул в лицо холодный, промозглый. Томас едва удерживался от желания опустить забрало. Ветер проникал во все щели, взмокшая было рубашка стала холодной и отвратительной.
Под ногами все еще был мрамор, но постепенно терял белизну, стал рыхлым, незаметно превращаясь в обыкновенную землю. Сама земля казалась
влажной, воздух колыхался серый, мутный, словно смотрели сквозь болотную воду. Вдали выступали плотные серые призраки, смотрели пугающе пустыми глазницами, расплывались клочьями тумана.
Когда впереди из земли выступили одинаковые холмики, Томас тоже решил, что почудилось, но Олег взял чуть левее, и Томас вскоре увидел, что мимо тянутся серые полуразрушенные могилы. Еще через сотню шагов услышали глухие удары, крики, постепенно выступили две фигуры. Томас даже вздрогнул от кроваво-красного цвета их тел, уже привык ко всему серому. Фигуры повыше человека, хотя и человеческие, но за спиной каждого трепетали такие же красные с оранжевым крылья!
Оба существа стояли по краям разрытой могилы. Со дна несся крик, а красные хлестали черными, как проклятие, бичами кого-то невидимого. Крик прерывался на краткий миг, затем снова взвивался от невыносимой боли до истошного визга.
Олег шел так же ровно, взор устремлен вперед, красные волосы развеваются за спиной.
— Какой же это рай, — выдавил Томас с трудом. — Олег, разве в раю так лупят?.. Бедолага, кем бы он ни был. С него наверняка всю шкуру спустили.
Калика хмыкнул:
— Ты на свою ногу все не мерь, не мерь! Кому нравится поп, кому попадья, а кому-то и попова дочка. И кто-то вовсе предпочитает свинячий хрящик.
Томас посмотрел подозрительно:
— Но не попова ж собака? От свинячьего хрящика я бы и сам сейчас... Если таких пущают в рай, то я лучше пойду жить под мостом!
Олег на ходу косился на красных, хмыкал, по-славянски крепко чесал затылок. К ужасу Томаса вдруг свернул в их сторону. Красные гиганты лупить несчастного не прекратили, но Томас видел, как на загривках встала густая шерсть, а круглые глаза налились кровью при виде новой жертвы. Олег растопырим руки, будто собирался их обнять, пошевелил пальцами, мол, и в ладонях ничего нет, подошел. Томас видел, как ему что-то отвечали, доносился только лютый рык и гарчание, словно псы дрались за кость, но язычник собачий язык вроде бы понимал даже лучше, чем благой христианский. Кивал, чесался, пожимал плечами, наконец безбоязненно похлопал одного зверюгу по плечу, мол, продолжай, а сам вернулся, зевая и почесываясь.