наш враг мог уже подготовиться.
Томас подавил дрожь в голосе:
— Полагаешь, он уже здесь?
— Ты еще не понял?
Голос калики был мрачный, как ночь в потустороннем мире. Томас спросил тревожно:
— Что я должен понять?
— Он местный. Забыл, перо?
Томас вздрогнул, кожу осыпало морозом. Он помнил ту схватку, и то посетившее его странное чувство опасности, куда более острое, чем за всю предыдущую жизнь и за все схватки.
— Ангел?
— Ангел, архангел... Тут еще престолы, власти, херувимы, серафимы, карантаки... Или карантаки в другом раю? Словом, бой в аду, все в дыму, ничего не видно.
Томас покачал головой:
— Сэр калика, это ты уж чересчур. Я понимаю, язычник. У вас боги не только дрались, но и всякое непотребие творили, наш прелат... Но у нас Бог один! А все ангелы — его слуги. Да не просто как у меня в замке, хотя клянусь невинностью Пречистой, вернее моих слуг нет во всей Британии, а как бы частицы самого Бога. Я не могу объяснить так же возвышенно, как говорит наш прелат, но я ему верю. А сам себя не предашь...
Олег задумался, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой. Лицо оставалось тревожным, зеленые глаза потемнели как лесные озера, не знающие неба. В нем оставалось сомнение, Томас видел, но как объяснить язычнику, что с рождением Христа пришел на землю совсем другой мир, не знал.
Посередке обширной поляны высился мощный дуб о трех стволах, исполинский, древний, с корой в ладонь толщиной, дуплами, наплывами размером в щит, а ветви расходились так широко, что накрывали всю поляну. В коре дуба виднелись вбитые камни, уже почти поглощенные наплывами деревянной плоти, торчали концы медных стержней. У подножья белели седые валуны, такие же древние, закругленные.
У Томаса зашевелились волосы на загривке. Он ощутил запах крови. Похоже, пролитой совсем недавно, вон темные вожжи засохшей крови, в этом капище все еще режут пленных, приносят в жертву красивых девушек и младенцев!
Он тяжело задышал, схватился за меч и дико огляделся. На него сумрачно и безлико смотрели вековые деревья.
— Где они?
Олег поморщился:
— Кого тебе надобно?
— Демонов, что режут людей!
— Стоило так далеко ходить? — буркнул Олег с неприязнью. — В твоем походе за Гробом резня была всем резням резня.
— Там за веру! — сказал Томас люто. — За веру можно. И даже нужно! С верой в сердце все можно. Там мы резали неверных в угоду Господу нашему, а тут режут черт-те кому.
Он шагнул к дубу с мечом в руке. От потеков засохшей крови навстречу взвилась стая злобно жужжащих зеленых мух. Воздух завибрировал, слюдяные крылышки во множестве звенели так, что на Томасе мелко-мелко задрожали доспехи. Он невольно отшатнулся:
— И это ваш рай?
— У каждого свой рай, — буркнул Олег, явно задетый. И добавил, подумав. — И свой ад.
Томас отступил еще, злобно жужжащие мухи пытались лезть в щели доспеха, он попробовал отмахиваться, понял как глупо выглядит, отбиваясь мечом, с сердцем сунул в ножны:
— Такой гадости еще не видел!
— Поглядим, что за рай у тебя, — ответил Олег уязвлено.
Он пошел, не оглядываясь. Томас, сердясь, что обидел друга, торопливо пошел следом, напоминая себе, что не зря добрый дядя твердил: говорить правду — терять друзей. Да и сам калика говаривал предостерегающе: худая харя зеркала не любит.
Ноги начали подкашиваться, Томас ощутил, что доспехи принадлежали великому воину, простой бы уже свалился под тяжестью стальных лат.
За лесом потянулась высокая стена, уходящая вершиной так высоко, что края уже не видать. Томас разглядел широкие врата:
— А там что?
— Патала, — буркнул Олег, не поворачивая головы. — Потусторонний мир скифов. Но видишь, закрыт? А ключ у Барастыра. Не отставай, сэр король.
— Скифов? — пробормотал Томас. Он покосился на калику. — Ты сам скиф... Не хочешь оттуда запросить помощи?.. А, гордый... А гордыня — смертный грех.
— Тебе кто-то сказал, чтобы ты сперва вымыл свой палец, прежде чем указывать на его пятна.
Томас даже остановился от великого возмущения:
— Это сказал черт!.. Как можно черта слушать? К тому же он это сказал тебе!!!
— Как можно черта слушать? — удивился Олег.
Впереди светилась в полумраке длинная полоса, похожая на бесконечный ивовый прут с ободранной корой. Чем ближе подходили, чем яснее видели, что это не прут, а некая светящаяся труба.
Томас, любопытствуя, подошел первым, осторожно потрогал, но пальцы свободно прошли вовнутрь. Там ни тепло, ни холодно, только белый мертвенный свет, безрадостный, в котором не чувствуется жизни.
— Это что же? — спросил он.
— Свет, — ответил Олег, подумав, — в виде трубы.
Томас вскипел, он никогда не знал, когда отшельник шутит, а часто подумывал, что если получалась у него шутка, то сам Олег не подозревал о таком, будучи юмора лишенным от рождения, получив взамен дар магии.
— А это рай или ад? Ты ж говоришь, у сарацин и ад на небесах!
Олег хотел было пересечь светящуюся трубу, надо идти дальше, ишь, любопытный. Ответить не успел, вдали, в светящемся конце показалась темная точка. Быстро приблизилась, мимо промелькнуло растрепанное тело, лицо с вытаращенными глазами. Томас отшатнулся, но человек, если то был человек, унесся по трубе вдаль и мгновенно исчез.
— Ты видел? — спросил он дрожащим голосом.
Олег кивнул, впервые не в силах ответить. Вид у него был ошарашенный, как и у того, что вылетал в трубу. Перед глазами все стояло глупо восторженное лицо, развевающиеся волосы, странная, облегающая, как у ярмарочного фокусника одежда.
— Что за... — сказал Томас дрожащим голосом.
Он оглянулся на Олега, встал на четвереньки и прошел под трубой, стараясь не задевать рукоятью меча. Олег, который, по мнению Томаса, мог бы перепрыгнуть, из осторожности перешел по его следам.
Томас на той стороне встал на ноги, обернулся в гордой и полной достоинства позе, ахнул. По трубе стремительно неслось другое существо, похожее на женщину, но с короткими волосами, огромными серьгами в ушах, а еще одну серьгу быстроглазый Томас успел разглядеть в ее носу. Да и одета, если не почудилось, в мужское...
— Ты видел? — прошептал он.
Олег проводил долгим взглядом исчезающую фигуру. Лицо было мрачное, как могила под мелким дождем. Томас прошептал:
— Рай или ад?