— Куды прешь из кустов? Заметит.
— Пусти, язычник... Это божий ангел!
— А я что грю? Может, как раз тот, который тебя так отделал. Ну там, в аду.
Холодная волна окатила Томаса, слезы вскипели от так же внезапно нахлынувшей ярости, испарились. Глаза стали сухими, он видел ясно, как ангел парит над постройками, всматривается. Навстречу, несколько запоздало, из высокой башни метнулось что-то дымное, зашипело, разбрасывая искры. Томас успел увидеть внутри стремительного вихря взбешенное лицо, жуткие гримасы и лютое исступление в глазах... затем джин сшибся с ангелом. На миг вспыхнул сверкающий клубок, дым брызгал струйками уже во все стороны, ангел вылетел с некоторой поспешностью и унесся обратно.
Дымный смерч, в котором зверино-человеческое лицо менялось так быстро, что Томас едва успевал выхватывать отдельные образы, по широкой дуге вернулся к башне, превратился в узкую струйку дыма и втянулся через узкое окошко.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — пробормотал Олег. — Теперь прошмыгнем под той башней. Джин сейчас хвастается как отделал ангела, даже целую стаю этих пернатых, никто не сторожит, все внимают...
— Он высматривал нас?
— Дошло, — сказал Олег с удовлетворением. — Скорее всего. Но может быть и просто патрулировал над чужими землями. Разведка, то да се, надо знать силы противника. Буде что полезного — украсть. Перевербовать кого.
Они продвигались медленно, часто затаиваясь среди кустов, скал, в живописных гротах. Теперь Томас замечал раньше калики одинокие белоснежные фигуры, что проносились на большой высоте. Когда навстречу выметывался сторожевой джин или ифрит, поспешно улетали, не принимая боя.
Внезапно Томас нервно хихикнул. Это было так несвойственно гордому и временами надменному рыцарю, что Олег вытаращил глаза:
— Что-то съел?
— Ума не приложу, — сказал Томас торопливо. — Ведь мы в самом деле топчем сапогами твердь небесную!.. О которой говорил прелат. В самом деле видели Илью-пророка, видели ангелов... Пусть и далеко, как на земле видим разве что жаворонков в небе, но, даст Бог, увидим и близко, как ворон на земле. То бишь, как сизокрылых голубей, кротких и невинных...
— У них же по четыре крыла, — усомнился Олег. — А у архангелов — по шесть. Как летают, непонятно. Уроды, наверное.
Томас мгновенно вскипел:
— Сэр калика! Я попрошу...
— Да чего там, — отмахнулся Олег. — Ведь когда твой бог создал человека, он велел всем ангелам поклониться тому, созданному... Значит, мы выше ангелов.
— Сэр калика, — сказал Томас раздраженно, — если и есть люди выше, то это, скажем, Яра, или мой дядя... Но ты при чем?
Олег удивился:
— Разве в вашем писании не сказано, что мы... по образу и подобию?.. Даже не ангелов, а того... как говорит Сатана, бородатого?
Томасу от неслыханного святотатства перехватило дыхание. Он только каркнул сипло:
— Да как ты... как ты сме... сме... Нет, ты понимаешь, что речешь? Господь — это сама святость!..
— Ты тоже святость, — ответил Олег, — местами. А местами... не совсем. Местами же совсем не святость. И есть в тебе места... даже пятнышки, которым сам Сатана позавидует. Что значит творение пошло дальше творца!..
Томас краснел, бледнел, покрылся пятнами, но от возмущения не мог найти слов, чтобы сразить язычника враз и наповал, а Олег внезапно насторожился, его широкая длань как тяжелая балка пригнула рыцаря.
Далеко впереди по воздуху летели два ангела. Их четыре крыла часто били по воздуху, ангелы не плыли, как ожидал Томас, и даже не летели, как летят, скажем, гуси: их дергало из стороны в сторону. Томасу они напомнили беззаботных мотыльков с их дерганным полетом, и еще подумал, что летящих гусей дракон переловит с легкостью, а с такими вот наверняка промахнется. Если же ангел пролетит над землей, то Змей Горыныч может убиться вовсе.
— Христианские или исламские? — спросил Олег напряженно, — Или монофизитские?..
— Я не вижу гербов, — ответил Томас раздраженно. — Как иначе узнать кто есть кто?
— Смотри, — предостерег Олег. — Как будешь драться?
— Но ангелы же бесплотны... И незримы!
— Тогда не смогут нам вредить, — ответил Олег, тяжело дыша. — А захотят, придется воплотиться в материальное. Как у тебя с кулаками?
— Еще не отбил...
— Вот и хорошо. Сразу лупи по голове. Имя не спрашивай.
— Нужны мне их имена!
— И гербы не спрашивай, — поправился Олег. — Девизы тоже. Пока будешь рассматривать так ли задран хвост у льва... Словом, сперва лупи, а потом смотри.
Томас ответил без колебаний, и калика понял, что решение рыцаря окончательное и бесповоротное:
— Нет! Я не смогу поднять руку на посланцев Верховного Сюзерена. Я хочу найти и освободить Ярославу. Если надо, то и на колени встану, буду просить... даже молитвы выучу... дьявол их... ибо мне без Яры не жить! А встать на колени перед ангелами, ликами Божьими, не позорно даже для рыцаря... Правда, я король... Что ж, думаю, не позорно даже для императора!
Он глядел с вызовом, но калика лишь развел руками. Томас пригнулся ниже, ибо ангелы направлялись в их сторону. Олег даже дыхание затаил. Кусты сомкнулись над их спинами, но он страшился, что блеск металлических доспехов увидят и сквозь зеленые ветви.
Хлопанье крыльев стало громче. Сверху обрушилась тугая волна воздуха. Кусты зашевелились, открывая их обоих. Олег сжал посох, начал подниматься, уже готовый для боя... Две белых фигуры летели над верхушками кустов тяжело, но главное — миновали, не рассмотрели. Томас тоже вскочил испуганный, не верящий, глаза сияли радостью, но вдруг потянул благородным носом, поморщился:
— И здесь чесноком воняет!
— Это и понятно, — хмыкнул Олег. — В аду еще не притерпелся?
— То в аду! Черт, неужто и здесь одни иудеи?..
— Ну и что? — удивился калика. — У тебя ж ихняя вера.
— Да как-то... Там, на земле, не больно их встречаешь, разве что когда деньги понадобятся, а тут без их слова шагу, как видно, не ступить. В аду одни иудеи, здесь... И держатся как важно! Гордые. Такие не кланяются, верно? А мне хоть и святой Петр, но все же я рыцарь, а он — иудей! А это даже меньше, чем простолюдин.
— Да, — сказал Олег серьезно, — тебя ждет жизнь веселая.
— Почему?
— Да твой бог тоже... того...
Томас сказал с неудовольствием:
— Сэр калика, как ты умеешь выдумывать неприятные вещи! То сомневаешься в непорочности Пречистой Девы, то тебе мерещится, что Господь был иудеем...