— В твоих интересах, чтобы это оказалось очень важным, Ашерон.
— Разве я будил тебя по какой-нибудь другой причине?
— Да.
Эш засмеялся от такой уверенности, но они оба знали, что он никогда бы не побеспокоил Гуса без надобности.
— Это очень важно. Помнишь ту группу людей, которую ты вытащил?
— Археологи?
— Да. Там был один по имени Димитрий. Мне нужен его адрес.
Гус выглядел невероятно раздраженным.
— Я думал, что ты всеведущий. Разве ты не можешь узнать его сам?
— У меня есть некоторые ограничения и к сожалению Димитрий подпадает под одно из этих исключений.
Гус потер глаза и зевнул.
— Входи, я поставлю тебе запись.
— Гус? Что-то случилось?
Эш закрывал дверь, когда в комнату вошла Олимпия. Тоненькая и изящная, она обладала длинными черными волосами и большими карими глазами.
— Извини, что разбудил тебя.
Она мило улыбнулась, когда увидела его.
— Все в порядке, Ашерон. Понимаю, вам двоим нужно, чтобы я оставила вас одних. Я пойду назад в кровать.
— Спокойной ночи, — сказал он, следуя за Гусом в его кабинет. — Кстати, это мальчик.
Гус гордо ухмыльнулся.
— Спасибо, что сказал мне.
— Нет проблем.
Он тихо ожидал, пока Гус вводил пароль на своем компьютере. После того, как Гус бегло записал адрес, он протянул его Ашерону.
— Надеюсь, что это поможет.
— Обязательно. Спасибо.
Благодарный за то, что хотя бы один человек сумел ему помочь, Эш перенесся из дома Гуса в квартиру Димитрия в другом конце города. Он глубоко вздохнул и попытался обдумать, как все лучше это устроить. Ашерон мог телепортироваться прямо в дом, и обыскать его, пока мужчина спал, или мог разбудить его и прямо спросить, где он находиться… Лучше поискать его, пока он спит. Эш зашел в маленькую, захламленную квартирку и затормозил. Сначала он решил, что Димитрий просто спал на кровати, но он не смог услышать сердцебиения. Подойдя ближе, он увидел мертвого мужчину, который лежал лицом вниз в луже собственной крови.
— А вот это уже не хорошо, — выдохнул он, оглядывая весь тот хаос, который был оставлен кем-то, кто разворотил всю квартиру во время обыска. Эш глубоко вздохнул и закрыл глаза, очень надеясь на то, что в этот раз его силы сработают. Он увидел все с неожиданной просто кристальной ясностью, чего не произошло в доме Тори. Три огромных мужчины, одетых во все черное, ворвались к Димитрию и стали требовать книгу. Димитрий пытался противостоять и не сказал им ни слова даже тогда, когда они начали его пытать. Его верность Тори закончилась тихим выстрелом два часа назад. Эш встал на колени перед телом и закрыл мужчине глаза.
— Покойся с миром, младший брат. Те, кто это сделал, заплатят сполна. Я обещаю.
Эти люди ушли отсюда с пустыми руками, после того как разгромили квартиру. Но если у них так и не нашли дневник, тогда у кого он?
— Мама?
— Ты снова собираешься на меня кричать, Апостолос?
— Прости меня.
Волна вины накрыла его, так как он совсем не хотел быть резким с ней. За всю его жизнь лишь мама и Сими действительно по-настоящему любили его. Именно поэтому Ашерон ненавидел, когда терял самообладание с ними.
— Я совсем не хотел вымещать свою злобу на тебе, но не будешь ли ты так любезна, чтобы ответить мне на один вопрос?
— Книги здесь нет, малыш. Димитрий отдал ее кому-то другому.
— Кому?
Образ его матери появился перед ним. В ее пронизывающих серебряных глазах стояла грусть и сожаление.
— Я отдам свою жизнь за тебя и тебе это известно. Но я не могу ответить на этот вопрос. Его существование слишком сильно связано с твоим собственным. Ты и сам отец. И сам прекрасно знаешь, что не в силах дать своим детям все, чего они захотят. Мне очень жаль, Апостолос.
Ему так безумно хотелось взять ее за руку, почувствовать ее прикосновение, хотя бы раз в жизни.
— Я понимаю. Мне это совсем не нравится, но я понимаю.
Она глубоко вздохнула прежде, чем снова заговорила голосом, полным уверенности.
— Я знаю, что Савитар сказал тебе. Но он ошибся насчет одного из исходов. Я никому не позволю тебя убить. Не в этот раз. Если хоть кто-нибудь приблизится к тебе, я расколю реальности и спущу с привязи свою армию для твоей защиты. Я богиня разрушения и мне абсолютно плевать, что случиться с этим человеческим мирком. Ты единственный, кого я люблю, и я убью любого, кого придется, чтобы спасти твою жизнь.
Это совсем его не успокоило. По правде говоря, он лучше умрет, чем пройдет еще через одно унижение. Но ее любовь и преданность значили для Ашерона все.
— Я люблю тебя, мама.
— Тогда освободи меня.
Он покачал отрицательно головой на ту единственную просьбу, которую никогда не сможет выполнить. И это разбивало его сердце.
— Ты разрушишь мир, если я это сделаю.
К ее чести, она даже не пыталась соврать ему. Она пренебрегала многими вещами и хранила жизненно важные секреты такие, как то, что у него есть дочь, или то, что Сими не была единственным оставшимся в живых демоном — Шаронте, хотя она и была последней по линии Ксиамары и единственной в человеческой реальности, но она никогда не врала. Его мать сглотнула.
— В порыве злости я поклялась, что убью Артемиду и Апполона за то, что они сделали с тобой, если когда-нибудь освобожусь снова из Калосиса. Но мы оба знаем, что если я не сдержу своего слова, то я умру. Поэтому ты прав. У меня не будет просто другого выбора, чем уничтожить весь мир, если я буду свободна.
— А у меня нет выбора, кроме как держать тебя здесь.
Она покачала головой.
— Я никогда не могла понять, как ты можешь приносить мне столько гордости и боли в одно и то же время. Я не согласна с твоей преданностью к той расе, которая тебя предала… нет, они поступили еще хуже — они пытали и обижали тебя так, что это не заслуживает никакого сострадания и снисходительности. Но я уважаю твои убеждения, даже если они резко расходятся с моими собственными. Ни одна мать не может более гордиться своим сыном, чем я, Апостолос. Иди и найди ту книгу, и всегда знай, что я рядом, чтобы помочь тебе так, как я могу.
Ашерон поднес к ней свою руку так, чтобы она смогла положить свою ладонь на его. Это был их самый близкий контакт, который казалось, почти перешел в прикосновение. Часть него хотела освободить ее любой ценой. Но пройдя через столько страданий, он не мог жить с мыслью, что кто-то мучился так же, как и он. По крайней мере, пока они этого не заслужили.
— Ступай с моей любовью, Апостолос. Сделай так, чтобы мы оба гордились.