Вернувшись назад в Новый Орлеан, он очутился на балконе своей квартиры на Аллее Пиратов 622, которая окнами выходила на внутренний дворик собора Святого Льюиса. Было темно, но Ашерон мог слышать, как доносилась музыка из Старого Полынного Дома внизу, также как смех и разговоры людей на улицах. В аллее были даймоны, выслеживающие своих жертв, но прежде чем он успел забеспокоиться об этом, появилась Джанис. Ашерон наблюдал, как Милашка — Темный охотник вела их к Ройал Стрит, где уничтожит их всех. Эш даже не сомневался в этом. Сегодня его занимают гораздо большие тревоги, чем даймоны, рыскающие в поисках жертв. У кого-то находиться дневник, который Риссе никогда не стоило писать вообще. Он мог вернуться во времени и забрать его, но Ашерон не знал, как это изменит настоящее. Какие перемены это принесет? А может это могло даже сработать. Или же миру пришел бы конец. Эш прислонился к перилам, раздумывая над своим выбором. Интересно, он уже запустил в действие свое собственное разрушение? Он передал Тори ключ, который казался безобидным, а теперь она представляет такую огромную угрозу, о которой он и подумать не мог.
— Защити девушку, Апостолос. Держи ее в безопасности…
Ашерон встрепенулся, услышав голос матери у себя в голове.
— Что ты такое говоришь, мама?
— Я не должна рассказывать тебе этого, но спасение мира держится на ней. Береги ее.
Эш засмеялся, пораженный схожестью с сюжетной линией телевизионного шоу "Герои". «Спасешь девушку из группы поддержки, спасешь мир».
— Зачем ты все это мне рассказываешь?
— Потому что я люблю тебя. А теперь беги.
Эш засомневался, но все-таки признал правду. Его мать никогда не упомянула бы такое, если бы оно действительно не было таким важным. Прекрасно, он будет защищать Сотерию, и себя заодно.
— Что ты творишь, Аполлими?
Аполлими отвернулась от фонтана и обнаружила у себя в саду Савитара, который злобно смотрел на нее.
— Убирайся, ты ублюдок.
Он даже не шелохнулся.
— Ты не должна была говорить ему об этом.
Она подняла голову с явным пренебрежением к Ктонианцу. Несмотря на все свои силы, Савитар и в подметки не годился Аполлими, и сам прекрасно об этом знал.
— Да кто ты такой, чтобы читать мне тут лекции по поводу того, что я должна, а чего не должна делать?
Его глаза вспыхнули от бледно-лилового до серебряного цвета, а потом вообще стали насыщенного темно-голубого.
— Ты играешь с судьбой.
Она зарычала на него.
— Я защищаю своего сына. Если это преступление, тогда накажи меня. Ой, подожди-ка, я ведь уже и так наказана за его защиту. Будь что будет.
Савитар прищурился.
— Но ведь это совсем не игра.
— Да, не игра. Я вообще никогда не играю, а тем более с такими вещами.
Аполлими собралась уходить, но он схватил ее за руку и остановил.
— Мне не пришлось вбирать в себя силы богов, которых ты уничтожила в Атлантиде, когда немного вышла из себя. Но мне кажется, что другие Ктонианцы разорвали бы тебя на куски за это.
Аполлими не мог запугать ни он, ни кто-либо другой.
— И что? Ты хочешь, чтобы я поблагодарила тебя за это?
Она выдернула руку из его хватки.
— Единственное за что я тебе могу быть благодарна, так только за то, что ты помог Апостолосу разобраться в своих силах и возможностях. И моя благодарность за это будет вечна. Но это все, что ты можешь получить. Если ты действительно думаешь, что я боюсь тебя или других смертных божков, с которыми ты якшаешься, то ты глубоко заблуждаешься. В этой Вселенной, только главный источник может иметь власть надо мной. А так я ничего не боюсь.
Его выражение лица стало холодным, жестким.
— Не правда. Ты боишься потерять сына, и пока этот страх сидит в тебе, тебя также можно контролировать, как и всех нас.
Аполлими ненавидела сам факт, что он был чертовски прав.
— Не провоцируй меня, Савитар.
— А ты меня. Ты может быть и богиня от рождения, но я некто больший, чем просто Ктонианец, и тебе об этом известно. Я выжил в аду, который ты себе и представить не можешь, а его пожарища закалили меня словно сталь. Если ты хочешь битвы, то доставай свой меч. Но помни о том количестве богов до тебя, которые жаждали моей смерти и совсем не преуспели в этом.
Аполлими опалила его взглядом.
— В свою очередь, ты должен помнить, что я уничтожила не просто весь свой пантеон, а всю свою семью, чтобы защитить своего ребенка. Не стой у меня на пути, иначе мы выясним раз и навсегда, кто из нас владеет самым могущественным мечом.
Савитар хотел задушить ее за такое упрямство. Но она всегда была такой. Упертой до мозга костей.
— Прекрасно. Но вспомни, что случилось в последний раз, когда ты пыталась его защитить. Твои игры привели к страданиям Апостолоса. Разве ты этого хочешь на самом деле?
Ее глаза наполнились слезами, и он стал ненавидеть себя за то, что причинял ей эту боль.
— Будь ты проклят.
Савитар ухмыльнулся.
— Я был проклят задолго до этого. Позволь судьбе идти своим ходом, Аполлими. Я умоляю тебя, ради всего святого держись подальше от всего этого.
Ее кристальные слезы на длинных черных ресницах мерцали, как алмазы.
— Убереги его ради меня, Савитар. Иначе ты знаешь, что случится.
Он поклонился.
— Я сделаю все, что смогу. Но мы оба знаем, что только Апостолос может создать судьбу, которую мы хотим для него. Потому что, если у Ашерона что-то не получится, то не он один будет страдать. Весь мир будет уничтожен.
Эш постучался в дверь Тори. Он слышал, как девушки хихикали в гостиной, словно маленькие девочки, прежде чем Ким распахнула дверь и одарила его дьявольской ухмылкой, от которой Ашерон даже занервничал.
— Тебе нравиться черный цвет, не так ли, Эш?
Не будучи уверенным в том, какой ответ от него был необходим, он нахмурился.
— Ну да, ничего так.
— Но какой твой любимый цвет? — спросила она, отступив назад, чтобы он мог войти в дом. Он прошел внутрь, и подумал, что может ему, стоит бежать отсюда со всех ног. Что еще они тут удумали?
— Я никогда об этом не задумывался.
Пэм прочистила горло.
— Но если бы тебе все-таки пришлось выбрать один, то какой?
Ашерон взялся рукой за лямки своего рюкзака.
— Все, что угодно, только не белый.
Это был любимый цвет Артемиды, и от одной только мысли о нем, его начинало мутить. Тори вышла из себя от такого уклончивого ответа.