— По крайней мере, у тебя не будет зрителей, пока он будет насиловать тебя.
— А у тебя были?
Он не ответил, да и не должен был. За него все сказало его лицо. Да, у него были свидетели. У меня болело за него сердце оттого ужаса, который он познал. Я посмотрела на веревку, которую вертела в руках.
— Как ты думаешь, Апполон причинит мне боль?
— Я незнаю, Рисса.
Его голос выдал раздражительность. Он ненавидел говорить о половых связях, а если честно, мой брат вообще не любил говорить. Но я должна была знать, что меня ожидает, а не с кем другим я не могла обсудить это. Я встретила его пронизывающий взгляд.
— Насколько больно это может быть?
Он посмотрел вдаль на море.
— Просто постарайся не думать об этом. Представь, что ты птичка и живешь высоко в облаках, где никто не может тебя обидеть. И ты вольна лететь туда, куда захочешь.
— Так ты это делаешь?
— Иногда.
— А что в остальные разы?
Он не ответил.
Так мы и сидели с ним в тишине, слушая, как разбиваются волны о скалы. Впервые, я, наконец, поняла часть его боли. Его унижение, которого я не хотела бы пережить в будущем, и от которого мне было не убежать. Звук волн напомнил мне о времени, которое мы проводили наедине, когда он был моложе, о том, как он сидел на камнях и слушал звук моря и голоса, которые взывали к нему.
— Ты все еще слышишь голоса богов, Ашерон?
Он кивнул.
— И даже сейчас?
— Да.
Много лет назад он сказал мне, что боги зовут его, прося вернуться домой.
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы сделать то, что они просят?
Он покачал головой.
— Я никогда больше не хочу возвращаться на Атлантиду. Я ненавижу это место.
Я хорошо поняла его, и мне вдруг стало интересно, насколько сильно он, должно быть, ненавидит наш дворец. Горе сопровождало его повсюду, и в этом не было его вины. Как ужасно не иметь возможности показывать свое собственное лицо из-за страха, что люди могут напасть на тебя. Куда бы он ни пошел и с кем бы ни встретился, все жаждут его с отчаянием, которому нет объяснений. Даже я хотела его. Я только была благодарна, что он не может прочесть мои развратные мысли, которые возникают у меня в самый неподходящий момент. Но в отличие от всех других людей, я не поддамся им. Он мой брат, и все, чего я хочу, так это просто защитить его. В отличие от остальных членов моей семьи, он видит настоящую меня и любит, несмотря на все мои ошибки. Так же, как и я люблю его, не обращая внимания на его промахи.
— Ты пойдешь со мной завтра в храм? — тихо спросила я.
Он посмотрел, сильно удивленный моим вопросом.
— Прошу тебя, Ашерон. Я так боюсь их планов. И я совсем не хочу быть повелительницей бога. Я никогда не была с мужчиной, да что там, я никогда не целовалась. Боюсь, что у меня просто не хватит смелости для этого.
— Это не трудно, Рисса. Просто лежи и представляй, что тебе это нравиться.
— А если мне не понравиться?
— Тогда притворяйся. Он будет так зациклен на своем собственном удовольствии, что никогда не заметит, кривляешься ли ты или плачешь. Просто скажи, как он хорош и как приятно это для тебя. Вот все, что имеет значение.
Я поднялась со своего места и взяла его за руку. Я осмотрела силу его мускулов. Он пережил столько всего. Я не имею никакого права жаловаться или оплакивать свою судьбу. С ним никого не было, чтобы хоть как-то облегчить ужасы в его жизни. Но я не такая сильная, как Ашерон. Я не могу сделать этого в одиночку. Я хочу… Нет, мне был нужен кто-нибудь, кто расскажет мне правду и увидит завтра весь ужас происходящего.
— Пожалуйста, пойдем со мной.
В его глазах все еще читалось сомнение. Он не хотел это делать, но все равно кивнул в знак согласия. Благодарная, я поцеловала и крепче сжала его руку. Он один понимал мои страхи и знал, что это такое быть проданным, как вещь. В этом мы с ним были родственными душами.
11 декабря,9529 г. до н. э.
Я старалась заснуть изо всех сил, но все было без толку. Этот день будет самым худшим в моей жизни. Сегодня мой собственный отец продаст меня Богу. Когда было самое время выдвигаться в храм, я нашла Ашерона в коридоре перед моей дверью. Он был одет в неяркий плащ, который обычно был на нем во время походов в театр. Как и всегда капюшон был сильно натянут на голову, чтобы скрыть его от окружающих. Было очень мило с его стороны пойти со мной, хотя я знала, что он этого совсем не хочет. Я хотела держать его за руку для храбрости, но еще думала о страхе привлечь к нему внимание. Меньше всего я хотела бы, чтобы он снова пострадал из-за меня. Когда мы покинули дворец, не сказав ни слова, он последовал за мной и моим служанками. Я думала, что отец встретит меня снаружи, но мне передали, что он уже был в храме.
Я засомневалась на улице, когда вся моя храбрость улетучилась, а мои ноги затряслись. Обернувшись, я встретилась взглядом с Ашероном.
— Может мне сбежать?
— Они всегда меня возвращали назад, когда я пытался сбежать, а потом заставляли горько пожалеть об этой попытке.
У меня еще больше скрутило желудок, когда я вспомнила, как забрала Ашерона из Атлантиды. Он сказал мне тогда, что будет наказан за мои действия, но никогда не рассказывал, что именно его ожидает.
— Что Эстес сделал с тобой, когда я выкрала тебя с…
Он положил свою руку мне на губы и покачал головой.
— Лучше тебе не знать.
Я посмотрела в его серебряные глаза и увидела в них боль, и тогда полностью поняла, почему он не смог отказаться от той жизни, которую ему показал наш дядя. Я вспомнила, что он сказал мне в борделе.
Ни один из нас без навыков ничем не смог бы заняться или прокормить себя. «Я пытался найти достойную работу!"
И теперь его слова настигли меня. Ашерон был прав. Они найдут и накажут меня. Глубоко вздохнув для храбрости, я развернулась и направилась к храму. Там была целая толпа, жаждущая поаплодировать тому факту, что меня продавали насильно Богу. Шесть молодых девушек стояли, держа в своих руках корзины, наполненные белыми и красными лепестками роз. Они раскидывали их перед моими ногами, выкладывая своеобразный путь к храму Апполона. Возле двери я встретила своего отца. Он улыбался мне, пока не перевел взгляд мне за плечо, где увидел моего высокого "стража". Он скривил губы с отвращением.
— Что он здесь делает?
— Я попросила его прийти.
Отец отпихнул Ашерона назад.
— Ему сюда нельзя. Он не чистый.
— Но я хочу, чтобы он присутствовал.
— Нет!