Сегодня ночью она хотела провести с ним больше времени. Еще один вечер, чтобы согреться от его тепла, прежде чем вернуться к суровым будням своей жизни.
Он был так внимателен, что предложил ей свою куртку. Исходящие от нее тепло и его аромат, заставляли Саншайн желать плотнее завернуться в его одежду.
Она вошла в свою комнату, вернула ему куртку, и, оставив его сидеть на кушетке в бело-розовую полоску, пошла собирать сумку с ночными принадлежностями. Если быть честной, она предпочитает остаться сегодня с ним, чем со Стормом.
Сторм храпел.
Громко.
Не имеет значения, что в последний раз, когда она пошла к брату, то провела там два часа за уборкой, прежде чем без содрогания смогла прикоснуться к чему-нибудь. Он был совершенной свиньей и не заботился о том, чтобы она чувствовала себя желанной гостьей. Скорее он считал ее живущей с ним прислугой, которая должна быть счастлива делать все «на ура» для старшего брата.
И вонял старший брат тоже «на ура». Не буквально, конечно, а фигурально.
Она захватила смену одежды, туфли, заколки для волос и запихнула все это в сумку, похожую на плетеный коврик, добавив зубную щетку и увлажняющий крем — любой женщине всегда необходим увлажняющий крем — и вернулась к Тэлону.
Он стоял у дальней стены около окон, рассматривая нарисованные ею пейзажи площади Джексона. У нее перехватило дыхание.
Что было в нем такого, и почему от него исходила такая мощная сила? Волнистые светлые волосы обрамляли его лицо, а две косички лежали на плече. Черные кожаные штаны так здорово облегали его задницу, что можно было ставить печать «Премьер-Класс» на каждой ягодице. А его спина… Даже прикрытая курткой, она была, как знала Саншайн, прекрасно слеплена.
Она смотрела на его большие смуглые руки, которые держали ее работу. Они были так сильны, и в то же время, так ласковы. Ей нравилось чувствовать их на своем теле, и нравился вкус его пальцев, когда она их прикусывала.
Этот мужчина выглядел потрясающе, от его светловолосой головы до черных байкерских ботинок.
Он слегка развернулся к Саншайн, когда она присоединилась к нему.
— Мне нравится, как ты нарисовала солнце, восходящее над собором. Я могу почти чувствовать его, когда смотрю на картину.
Его комплимент согрел ее. Художнику всегда мало комплиментов, расточаемых его работам.
— Спасибо. Моя любимая тема, кроме этой, — закат. Я люблю смотреть, как исчезает свет вокруг зданий. Когда он попадает на некоторые детали и окна, и это заставляет их пылать и искриться, как огонь.
Он потянулся и взял в ладони ее лицо.
— У тебя необыкновенная манера отображать предметы на своих картинах.
Она прикусила губу и послала ему озорную улыбку.
— Да. — И хотя он не знает этого, она намеревалась так же хорошо воссоздать и его. По крайней мере, пока.
Он был похож на какое-то дикое, неприрученное существо, которое вы могли держать и кормить некоторое время, зная, что в конце концов вы должны будете позволить ему пойти своей дорогой.
— Итак, расскажи мне, где ты живешь? — спросила она.
Он прочистил горло и погладил ее по щеке.
Неловкость в его взгляде заставила сжаться ее живот.
— О, господи, у тебя нет своего жилья, правда? Ты, случайно, не живешь с матерью или какой-нибудь жуткой престарелой теткой?
Он выглядел оскорбленным.
— Конечно, у меня есть жилье. Только это… — его голос затих и он отвел глаза.
Вот черт, это значит…
— Ты живешь с подружкой?
— Нет.
Тьфу! Это было даже хуже, чем она думала?
— С бойфрендом?
Он посмотрел на нее с изумлением, а его глаза цвета полуночи с негодованием вспыхнули.
— Боже, Саншайн, ты думаешь, кто я?
— Не знаю, Тэлон. Я задала простой вопрос, а ты как-то странно посмотрел на меня. Что я должна была подумать?
Пристальным взглядом она обвела его дорогую байкерскую одежду. Этот человек обладал телом, способным одолеть банду, и чрезмерной храбростью, чтобы быть настоящим. Что склоняло любую женщину уступить ему, хм…
— И на тебе слишком много кожи.
— И что это должно означать?
Она ответила ему взглядом, говорящим, что это очевидно.
— Ты знаешь, что я художник. И у меня склонность болтаться с неподходящими гомосексуальными или бисексуальными парнями.
Если он выглядел оскорбленным прежде, то это было ничто по сравнению с тем, что сейчас было написано на его лице.
— То есть, у тебя имеется стереотип, о котором я даже не подозревал. Большое спасибо. К твоему сведению, так случилось, что мне нравится кожа потому, что она защищает меня, когда я попадаю в аварию и лечу вниз на асфальт.
— Хорошо, это похоже на правду. Тогда почему ты так посмотрел на меня, когда я спросила, где ты живешь?
— Потому что я представил себе, что когда я скажу тебе, где живу, тогда уже ты будешь странно смотреть на меня.
Она задумалась, когда мысленно перебрала миллион страшных мест. Он жил на кладбище или в склепе. В захудалой лачуге. В картонной коробке. В доках. Сломанном домике на колесах или автобусе. Милостивый боже, в этом городе было неописуемо много мест, где у него мог быть дом.
— О'кей, наверное ты живешь в каком-то причудливом месте, так?
— Я живу в болотах.
Почувствовав облегчение, она засмеялась над его уклончивостью по такому глупому поводу.
— О, пожалуйста, я знаю несколько человек, которые живут около болот.
— Не около болот, Саншайн. Я живу в болотах.
Он серьезно? Кто в здравом уме мог жить в болотах со змеями и аллигаторами и другими вещами, о которых она не хотела даже думать? Только те, кто носили пистолеты и совершали много незаконных действий типа скармливания трупов крокодилам.
— Ты живешь в болотах?
Он кивнул.
— На самом деле, там очень спокойно. Нет посторонних звуков, раздражающих тебя. Никаких соседей. Никаких дорог. Ты почти ощущаешь, что живешь столетия назад.
Ответом ему был задумчивый взгляд.
— Это много значит для тебя, правда?
— Да, это так.
Она улыбнулась. Да, она могла представить Тэлона в полном одиночестве в болотах. Он очень сильно напомнил ей отца, который любил часами сидеть на природе и впитывать ее в себя. Они оба были приверженцами позиции «жить-в-мире-со-вселенной».
— Давно ты живешь там?
Он избегал смотреть на нее.
— По-настоящему давно.