— Не беспокойся, найдешь. Обещаю. Ты сам будешь учиться в этом же университете.
— А как же семья?
— Ты будешь сиротой. Твой богатый дядюшка Эш умер и завещал тебе все свое состояние. Его хватит, чтобы вы безбедно прожили до конца своих дней.
У Калликса задрожали губы.
— Ты все это сделаешь для меня, после того как я убил твоего человека?
При упоминании Бьерна на щеке у Эша дернулся желвак.
— Неблагороден тот, кто не умеет прощать.
— Я всегда считал прощение слабостью.
Эш покачал головой.
— Нет. Чтобы простить — и других, и самого себя, — нужно много силы и мужества.
Несколько минут Калликс в молчании размышлял над этими словами.
— Ты мудрый человек.
— Сомневаюсь, — усмехнулся Эш. — Итак, ты принял решение?
Он уже знал, каким будет ответ.
— Для меня нет выбора. Как я могу блаженствовать в раю, если рядом не будет Дирки? Я хочу жить в Цинциннати.
— Я не сомневался, что ты сделаешь правильный выбор.
Отступив на шаг, Эш исполнил желание Калликса.
Камера Таната опустела. Эш долго стоял один, глядя на сырые темные стены, борясь с собственными демонами.
Какое право имела Артемида по своей прихоти приговорить этого несчастного к вечному заточению? Когда-нибудь ей придется заплатить — и за это, и за многое другое.
Но сначала надо позаботиться о Дионисе. В следующий раз, когда богу вина захочется выпустить кого-нибудь из любимчиков Артемиды и натравить его на людей Эша, пусть сначала хорошенько подумает!
Есть и еще одно дело: стереть из памяти Джесса, Сайры и Оруженосцев информацию о предназначении меток в виде лука и стрелы.
Следовало бы и Зарека заставить об этом забыть… но этого Эш делать не станет. Зареку он и без того причинил достаточно вреда.
Зарек никому не скажет. Сейчас у него совсем другие заботы.
Кроме того, если все пойдет так, как планирует Эш, — со временем Зареку предстоит узнать и о нем, и о Темных Охотниках много тайн, куда более серьезных, чем тайна клейма.
Артемида в одиночестве полулежала на своем троне, рассеянно играя подушками. Ашерона не было уже довольно долго, и она начинала беспокоиться.
Он не может покинуть Олимп; но, и не уходя с Олимпа…
Мало ли что придет ему в голову! А ей потом придется отдуваться перед Зевсом.
Возможно, напрасно она разрешила ему сегодня свободно бродить по священной горе?
Она уже готова была отправиться на поиски, но двери храма вдруг распахнулись.
В тронный зал влетел Ашерон.
Ее великолепный Ашерон!
Его длинные белокурые волосы струились по плечам, черная кожа плотно облегала безупречное тело. Тело, созданное для соблазна и наслаждения.
Двери за его спиной закрылись.
Артемида приподнялась в сладком предвкушении. С первого взгляда она распознала знакомый хищный огонь в его глазах.
Пламя голода.
Желание вспыхнуло в ее крови, и между бедер стало жарко и влажно.
Больше всего она любит Ашерона именно таким!
Хищником. Тем, кто берет все, что ему приглянется, не спрашивая разрешения.
Он направился к ней. На ходу одежда его растворялась в воздухе.
Миг — испарилось и белое платье Артемиды.
Она вздрогнула, ощутив его могучую силу, рядом с которой терялась ее собственная.
Оба они знали: он слишком долго пробыл без пищи. На определенной стадии голод лишает его сострадания, превращает в безжалостного хищника.
Теперь он достиг этой стадии.
Она застонала, когда он схватил ее и прижал к своему сильному, мускулистому телу. Его возбужденный член обжег ей бедро.
— Чего ты хочешь, Ашерон? — эти слова она попыталась произнести спокойно и небрежно, но голос ее дрогнул.
Горячим взглядом он окинул ее нагое тело — и она затрепетала еще сильнее.
— Ты знаешь, чего я хочу, — хрипло ответил он по-атлантийски. — Я голоден, а ты… ты — моя пища!
Глаза его вспыхнули алым огнем, и он резко раздвинул ей бедра.
Артемида громко застонала. Едва он ворвался в нее одним мощным движением, как ее настиг оргазм. Она вскрикнула и прижала его к себе, лаская его гладкую, мускулистую спину; голова ее кружилась, все плыло перед глазами, — а он вторгался в нее снова и снова, в едином грохочущем ритме.
Да, этого она и хотела! Такого Ашерона она полюбила! Ради этого мужчины она готова идти даже против богов!
Нет закона, который бы она не нарушила ради того, чтобы навеки привязать его к себе.
Он брал ее яростно и страстно, его огонь воспламенялся от ее огня.
Артемида склонила голову к плечу, зная, что сейчас произойдет.
Глаза Ашерона сверкнули багровым пламенем, а в следующий миг он наклонился к ней и впился клыками в ее шею, утоляя свой голод.
Артемида вскрикнула: оба они одновременно достигли вершины блаженства. Она прикрыла глаза, чувствуя, как пульсирует в ней его сила, забыв обо всем, кроме всепоглощающего ощущения Ашерона внутри себя. Сколько бы богиня ни притворялась госпожой Ашерона, рано или поздно наступал миг, когда она более не могла скрывать от себя правду.
Она — его раба.
И — о, как она его за это ненавидит!
Бора-Бора
Зарек лежал на пляже. Лучи солнца и легкий ветерок ласкали его обнаженное тело. Что за наслаждение!
Они провели здесь уже почти месяц, а он все не мог насытиться солнцем и теплом.
И Астрид.
Вдруг на грудь ему капнуло что-то холодное.
Открыв глаза, он увидел Астрид: с улыбкой на лице, с кувшином в одной руке и со стаканом в другой.
— Осторожнее, принцесса! Ты же знаешь, я терпеть не могу холода!
Астрид присела рядом с ним, отставив кувшин, вытерла с его груди пролившуюся воду. Прикосновение ее согревало, как солнце, и зажигало в его теле ответный огонь.
Взгляд ее скользнул по его телу — вплоть до плавок, под которыми сейчас вздулся заметный бугор.
Астрид лукаво усмехнулась.
— Знаешь, я видела в одном фильме…
— Что? — подозрительно поинтересовался Зарек.
Она достала из стакана кубик льда и взяла его в рот.
Зарек, словно завороженный, следил затем, как она его посасывает.
Вот она вынула оплывшую ледышку… и положила ему на грудь.