Олег брел тихо, узнал птаху, высиживающую птенцов. Брюхо светило жалко-розовым, выщипано до голой кожи на утепление гнезда, исхудала — редко выпархивает, почти не кормится, греет птенцов, стережет...
Бесстрашно прошла в двух десятках шагов олениха, за ней бежал тонконогий олененок. Она шевелила ушами, настораживалась, на Олега лишь покосилась — странник не казался опасным. Она тыкалась в ветки, срывала листок, жевала, томно прикрывая глаза. Олененок, для которого все делалось, больше глазел на стрекоз.
Деревья расступились, Олег окунулся в жаркий воздух. Солнце обрушилось на плечи, в плаще стало жарко. Олег сбросил на спину капюшон, открыв голову жарким лучам. В Малом отшельничестве человек совершенствуется в уединении, вдали от мирской суеты — в пещере ли, пустыне, лесу или в горах. Таких отшельников тысячи, в мучительных раздумьях добывают Истину, далее несут миру. Гаутама добыл свою Истину в дремучем лесу, Заратуштра надолго ушел в горы, Христос сорок дней постился в пустыне, а с Магометом Аллах заговорил, когда тот предавался тягостным размышлениям на вершине одинокой горы.
Но есть отшельничество потруднее: быть среди людей, ничем не отличаться, вкушать ту же пищу, жить той же жизнью, но чувствовать лишь плотью, а душу держать в чистоте, уметь быть по-прежнему на вершине горы. Многие пытались войти в Большое отшельничество, немногие удержались!
Дорога петляла между холмами, дважды попались странные уродливые оливы, с раздутыми стволами — деревья, которые растут только в этом крае, потом холмы расступились, дорога вышла на простор.
Вдали поднимались стены высокого замка-крепости. Это был мрачный дом в четыре поверха, высокая сторожевая башня, вокруг как раз строили крепостную стену. Отсюда он казался облепленный муравьями — множество народу тащили огромные камни, поднимали на стену, обвязав веревками, блестели мокрые стволы деревьев, с них на ходу сдирали кору, мелькали обнаженные спины.
Дорога раздвоилась, одна ветвь с готовностью свернула к замку, другая потянулась мимо. Калика шел равнодушно дальше, такие замки уже видел. Франки-крестоносцы, разгромив сарацин и захватив Иерусалим с окрестными землями, спешно укреплялись, огораживались. Короли наперебой раздавали рыцарям не принадлежащие им земли с живущим там людом, а рыцари спешно строили замки, укрывались за крепкими стенами.
Весь замок — высокая четырехугольная башня — широкая, массивная, сложенная из огромных гранитных глыб. Вокруг теснятся другие строения, поменьше, но из-за высокой городской стены выглядывают только крыши. С той стороны течет небольшая река, замок привычно выстроен в излучине — для лучшей защиты, — а отсюда выкопан глубокий ров, наполненный водой из той же реки. В стене под арочным карнизом виднеются ворота, массивные, с обеих сторон по башенке, где прячутся сторожа, а сами ворота утоплены в сводчатом уступе стены...
Калика уже оставил замок далеко слева, когда сзади послышался частый цокот копыт. Не оглядываясь, он сошел с дороги, даже отступил за обочину — у дурных людей появилась привычка на ходу стегать плетью пеших, особенно безоружных.
Копыта простучали мимо. Трое на легких тонконогих конях. Задний оглянулся на бредущего странника, что-то крикнул, остановился. Его друзья с неохотой придержали лошадей. Все трое одеты пестро, в лохмотья, но у всех сабли и кинжалы, у одного за плечами лук, сбоку на седле колчан, набитый оперенными стрелами. И у всех злые голодные лица.
— Эй, — крикнул задний всадник грубо, — ты чей?
Олег ответил смиренно:
— Паломник я, добрые люди... Бреду из Святой земли в родные края.
— Где твои края? — потребовал всадник. Двое удерживали коней, что явно рвались продолжить скачку.
— На Руси.
Всадники переглянулись, задний сказал зло:
— Не слышал. Что-то выдуманное, да?
— Или крохотное королевство, — крикнул один из дальних.
— Не крупнее моего ногтя!
Задний сказал решительно:
— Очень хорошо! Он ничейный.
Соскочил с коня, ткнул Олега в грудь кнутовищем. Олег не двигался. Всадник деловито пощупал руки, грудь, велел открыть рот, пересчитал зубы. Первый всадник крикнул нетерпеливо:
— Тернак, ты всякую падаль готов тащить! Погляди, одни кости!
Второй добавил:
— Он из Европы. Свой!
Тернак возразил насмешливо:
— Господь сказал: нет ни эллина, ни иудея. Значит, все равны у барона в каменоломне, ха-ха! Отвези его Мураду.
Они окружили странника, двое обнажили сабли, третий наложил стрелу на тетиву. Олег смотрел на их лица, узнавал умелых людоловов, поднаторевших на проклятом богами деле.
— Протяни руки! — резко велел Тернак. — Не вперед, а за спину!
Олег покорно заложил руки за спину. Тернак ловко набросил веревку, туго стянул кисти. Вдвоем закинули Олега на коня, Тернак отряхнул ладони, сказал с удивлением:
— Кости, а такой тяжелый! Абдулла, отвези его Мураду. Потом догонишь.
Абдулла с проклятием вскочил на коня и, придерживая связанного странника, с гиком погнал к замку.
Во внутреннем дворе замка, едва миновали ворота, их встретил громадный, заросший черным волосом получеловек-полузверь, таким он показался Олегу. Низкий лоб, близко посаженные глазки, огромная тяжелая нижняя челюсть, а шеи нет вовсе — голова, больше похожая на валун, сидит на литых плечах. Обнаженная грудь как пивная бочка, ноги — словно всю жизнь не слезал с этой бочки, зато руки, громадные и толстые как стволы деревьев, лишь вместо жесткой коры их сплошь покрыли густые черные волосы.
Он вытер крючковатые, словно прокаленные в огне пальцы о кожаный передник, испачканный кровью, с отвращением оглядел калику:
— Издохнет в первый же день!.. Эх, Тернак, каджи тебя забери...
Олега подогнали к низкому каменному сараю. Дверь приоткрылась, оттуда дохнуло нечистотами, спертым воздухом. Ударили в спину сильнее, Олег влетел в темное помещение, выставленная вперед нога не ощутила пола, он покатился по ступенькам, опомнился лишь на каменном полу с остатками гнилой соломы.
Сверху лязгнула дверь, загремел засов. На плечо Олега опустилась сильная рука, насмешливый голос произнес над ухом:
— Приветствуем строителя нового мира!
Глаза быстро привыкали к полутьме, Олег различил под стенами десятка два полуголых людей. У каждого тускло поблескивал ошейник, трое были в железных цепях.
— Какого мира? — спросил он.
— Нового, — ответил человек с издевкой. — Светлого! Христианского!.. Среди окружающего варварства — замка барона Оцета! Опоры христианского воинства в краю сарацинском...
Он был полугол, спина вздулась страшными рубцами, поперек лица пролегла багровая полоса с рваными краями, левый глаз запух. Олег сел, потер затекшие кисти рук.