Десятник на ходу толкнул Олега, сказал хмуро:
— Благородный... Нашего брата гвоздями бы приколотили!
А этого на веревках. Выкуп выколачивают.
— Кто это? — спросил Олег отстраненно.
— Странствующий рыцарь... Или не странствующий, а просто возвращался из Святой земли. Не всем повезло, как нашему барону! Кто-то лишь облизался. Будет рад, если живым доберется. Многие вовсе кости разбросали.
Они зашли в сарай последними, им в спины ткнули тупыми концами копий, дверь закрыли на засов. Томас Мальтон, вспомнил Олег. Надменный высокомерный рыцарь, мальчишка в обличии взрослого мужчины. В расцвете тела, но вместо души еще нераспустившаяся почка...
Шла третья неделя Олега в каменоломне, когда он увидел поблизости сильно избитого человека, полуголого, в железном ошейнике и с кандалами на ногах. Не сразу узнал рыцаря, а узнав, тут же позабыл. Работа тяжелая, но не мешает уходить мыслью в глубину души, искать ответы на мучительные вопросы, и Олег шарил отчаянно в Настоящем мире, а в этом, где передвигались такие же двуногие звери, как и он сам, его бренное тело вбивало клинья, поднимало над головой тяжелый молот, таскало глыбы камня.
Внезапно он услышал рядом хриплое:
— Калика... э-э... сэр Олег?
Залитое потом лицо Томаса утратило южный загар, сильно исхудало. Вокруг грохотали кирки, измученные люди внимания не обращали. Олег ответил замедленно, находясь все еще в другом мире:
— Я, сэр Томас.
— Не узнал сразу... Тебе на пользу эта работа! Окреп, поправился... Неужто останешься здесь навсегда?
— С богами можно беседовать везде, — ответил Олег безучастно.
В стороне предостерегающе заорал десятник. Томас с проклятием обрушил кирку на камни, брызнули осколки. В сутолоке и пыльном облаке, где все походили друг на друга, Олег вскоре потерял Томаса, но к вечеру Томас снова оказался рядом, шепнул:
— Я поменялся с твоим напарником.
— Все люди, — ответил Олег равнодушно. — Все человеки.
Томас некоторое время молча подваживал ломом гранитную глыбу, переваривал ответ, затем прошептал, бросив настороженный взгляд по сторонам:
— Здесь не человеки, а рабы! Достойно ли тебе, свободно рожденному...
— Рабы тоже люди, — прервал Олег.
— Но не такие...
— Бог всех рождает людьми, рабами делают другие люди.
Томас зло тряхнул головой, в синих глазах блестели злые молнии:
— Сэр калика! Твое смирение чрезмерно. Я хочу вырваться отсюда. Мне нужна помощь, хотя бы малая.
Олег качнул головой в сторону блестящих от пота тел. Томас раздраженно отмахнулся:
— Они погасли. А в тебе еще теплится искра, чую!
Олег с равнодушным видом грохал ломом в узкую щель, разламывая глыбу. Томас дышал часто, его сильные мускулистые руки часто вздымались над головой, занося кирку, камень под мощными ударами трещал как спелый орех. Цепь на щиколотках жалобно звенела.
— Запалишься, — обронил Олег.
— Что? — не понял Томас.
— Надсадишься. Надолго не хватит.
— Долго не пробуду! Если не удастся вырваться, то, клянусь небом и святым причастием, разобью себе голову!
Он дышал со свистом в груди, наглотавшись каменной пыли. Тугой ошейник сдавливал горло, до крови растер пузыри, оставшиеся от ожога. Глаза блестели, как у загнанного в угол лесного зверька. Его пальцы дрожали, Олег с внезапной ясностью увидел, что красивый рыцарь не жилец на этом свете. Точнее, на этом клочке белого света, где стоит замок барона Оцета.
— Как ты собираешься вырваться? — спросил Олег все еще без интереса.
— Не знаю, — ответил Томас отчаянно. Но здесь не доживу до воскресного дня, знаю. Довериться некому! Рабы, либо погасшие... Опять же, рабы! Тебя знаю. Ты излечил меня, я когда-то спас тебя от псов!
Калика долго раздумывал, его руки равномерно и мощно поднимались, обрушивали острый конец тяжелого лома в щель между глыбами. Томас почти видел как неторопливо поворачиваются такие же глыбы в черепе калики, как в непроницаемых зеленых глазах проявляются тусклые искорки.
— Впрочем... — произнес наконец калика кротко, — нельзя людей тащить силой даже к их благу... Ежели не могут забыть о своей плоти здесь, если страдают от того, что страдает плоть... надо их отпустить.
Томас нетерпеливо дернул плечом:
— Дьявол побери твои мудрые рассуждения!.. Кто отпустит?
— Мы, — ответил калика так же кротко.
Вечером Томаса пригнали в общий сарай, где жили невольники. Измученные люди, выпотрошенные тяжелой работой, не обращали на новичка внимания, а Томас пробился поближе к Олегу в угол, шепнул возбужденно:
— Ты скитался много. Возможно, видел даже больше чем я таких дыр. Считаешь, убежать можно?
Олег ответил негромко:
— Убежать можно всегда. Но по железным ошейникам отыщут... В лохмотьях, опять же! Остановят в ближайших селеньях, вернут. С бароном ссориться никто не захочет.
Томас кивнул:
— И я так думаю. К тому же я не могу уйти без... некоторого имущества. Жаль боевого коня, жаль доспехов и меча, но я бы все оставил проклятому барону! Однако в моем седельном мешке есть старая медная чаша...
Он замолчал, испытующе смотрел на Олега. Тот сказал негромко:
— Да, я видел. Когда ты лежал раненый, я искал, чем перевязать. Почему она так нужна?
— Это священная чаша, — прошептал Томас.
— А, — протянул Олег, — ритуальная... Знаю, у каждого волхва на поясе болталась чаша. Еще при Таргитае с неба упали золотые: плуг, меч и чаша...
Томас прошипел рассерженно:
— Не равняй священные христианские реликвии с погаными языческими!
— Ладно-ладно. Когда вырвемся отсюда, надо сперва в оружейную, ты напялишь свой железный горшок, возьмем коней, ускачем...
— Раньше я должен разбить голову барону!
— Спасение в скорости. Нас схватят.
— Но чаша наверняка в комнате барона! Он не такой дурак, чтобы хранить ее где-то в другом месте. Я лучше погибну, чем оставлю чашу!
Калика посматривал с непонятным выражением, вздохнул, тяжело заворочался в каменном углу:
— Человек безрассуден... Не в этом ли кроется простая Истина?
— Свя-той ка-ли-ка, — проговорил Томас с расстановкой. Он задыхался от ярости, жилы на шее вздулись, металлический ошейник сдавливал горло как железные пальцы барона. — Поможешь или нет?